 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
восприятию нормальному.
Сопоставление нашего нормального восприятия с восприятием больного, который устанавливал
значение воспринимаемого лишь в результате опосредованных умозаключений, с очевидностью
обнаруживает, в ч¸м заключается специфическая особенность нашего восприятия: у больных,
страдающих духовной слепотой или асимволикой, имеются, с одной стороны, чувственные
дифференцировки, с другой — надстраивающиеся над ними акты мысли, но нет единства и
взаимопроникновения одного и другого внутри восприятия; между тем существеннейшей чертой
нормального восприятия человека является именно взаимопроникновение и единство чувственного и
логического.
В психологии восприятия особенно рельефно выступает существенная для психологии в целом
антитеза: с одной стороны, осмысленность отрицается вовсе, сводится к структуре и т. п.; с другой
стороны, е¸ признание выражается в идеалистической концепции о «смыслах» и «значениях» как
самодовлеющих сущностях, противостоящих объективной действительности. В противоположность
первой точке зрения мы призна¸м осмысленность человеческого восприятия как специфическую его
черту. В противоположность второй осмысленность восприятия определяется самым отношением его к
объективной действительности. Осмыслить восприятие —
значит осознать предмет, который оно
отображает. Осмыслить восприятие — значит выявить предметное значение его сенсорных данных. В
процессе осмысливания чувственное содержание восприятия подвергается анализу и синтезу,
сравнению, отвлечению различных сторон, обобщению. Таким образом, мышление включается в само
восприятие, подготовляя вместе с тем изнутри переход от восприятия к представлению и от него к
мышлению. Единство и взаимопроникновение чувственного и логического составляют существенную
черту человеческого восприятия.
Осмысленность восприятия означает, что в него включается мышление, осознание значения, но
мышление всегда заключает переход от единичного через особенное к общему. Тем самым восприятие
человека приобретает в известной степени обобщ¸нный характер. Воспринимая единичный предмет или
явление, мы можем осознать его как частный случай общего. Этот переход от единичного, отдельного к
общему совершается уже внутри восприятия.
Когда физик или химик демонстрирует какой-нибудь опыт, он пользуется определ¸нными
приборами и реактивами. Но положение или закон, который он посредством этого опыта доказывает,
относится не специально только к данным объектам, а имеет более общее значение. Поэтому, чтобы
понять опыт, надо воспринять то, что совершается во время опыта, как частный случай какой-то общей
закономерности. Точно так же, когда математик доказывает, что сумма углов в треугольнике равняется
двум прямым, то для того, чтобы понять это положение в его обобщ¸нном значении, надо данный,
нарисованный мелом на доске, треугольник осознать вместе с тем как частного представителя общего
понятия треугольника в его обобщ¸нных чертах. Некоторая доля общности есть в каждом сознательном
восприятии. Но степень его обобщ¸нности может быть различной. Эту лежащую передо мной книгу я
могу воспринять именно как эту мне принадлежащую книгу с какой-то пометкой на титульном листе, я
могу в другом случае воспринять е¸ как экземпляр такого-то курса психологии такого-то автора; я могу,
далее, воспринять этот же предмет как книгу вообще, фиксируя сознательно лишь те черты, которыми
книговедение характеризует книгу в отличие от других продуктов полиграфического производства.
Когда этот единичный, данный мне в чувственном восприятии предмет я воспринимаю в качестве
частного представителя «курса психологии» или «книги», налицо обобщ¸нное восприятие.
А. Гельбом и К. Гольдштейном собран большой конкретный клинический материал, который
наглядно обнаруживает, что восприятие, вовсе лиш¸нное обобщ¸нности, носит патологический
характер. Тем самым косвенно на патологических инстанциях обнаруживается значение обобщения в
нормальном восприятии человека.
В частности Гельб и Гольдштейн подвергли детальному исследованию больного, который
утратил способность называния цветов. Этот больной не мог ни сам употреблять названия цветов, ни
понять их значение, когда их употребляли другие. Цвета представлялись ему всегда как цвета
определ¸нных предметов: например, голубой цвет — как цвет незабудки. Исследование показало, что
собственно цветоощущение у него было совершенно нормально; он различал все оттенки цветов. И тем
не менее его отношение к цветам было своеобразно. При испытании он оказался не в состоянии
подобрать к данному ему образцу куски цветной шерсти того же цвета, если их окраска отличалась
насыщенностью или яркостью. Всякий образец вызывал у больного характерное впечатление,
определяемое то оттенком, то яркостью. Поэтому, если два цвета, например цвет данного образца и
одного из кусков цветной шерсти, которые служили для опытов, были объективно одного и того же
