 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
же, но у них он потолок, а у нас пол. А у них тоже свой пол есть. Вот как интересно придумано».
В. Штерн также приводит подобные примеры. Ева, дочурка Штерна, уже в возрасте 3;8 на
замечание отца, что суп пересолен, отвечала: «Для меня он не пересолен».
Яркое доказательство того, что дети сравнительно рано начинают осознавать относительность
некоторых понятий, да¸т работа С. Айзекс (S. Isaacs).
Из множества примеров привед¸м лишь три. Денис (4;6), стоя у круглого стола, объясняет брату:
«Вещь может быть в то же время спереди и сзади»; на удивл¸нный вопрос отца он поясняет, хотя и не
совсем ч¸тко, что за круглым столом можно и об отце и о н¸м сказать, что один спереди, а другой сзади,
и наоборот.
В 6 лет с небольшим у того же мальчика происходит такой диалог с матерью: Денис: «Я хотел
бы не быть Денисом». Мать: «Я была бы очень огорчена, если бы Дениса не существовало. Денис очень
умный реб¸нок». Денис: «Нет. Я многих вещей не умею делать, а другие делаю плохо». Мать: «Но есть
много вещей, которые ты умеешь делать. То, что ты мне только что сказал, было очень умно» (имеется
в виду только что им данный ответ на другой вопрос). Денис: «Не особенно. Я уверен, что если бы вы
спросили 60 мальчиков того же возраста, что и я, по крайней мере 50 из них дали бы вам тот же ответ».
Этот шестилетний мальчик определял свой ум сравнением с умом своих сверстников. «Умный» для
него было не абсолютным, а относительным свойством. В дневниковых записях С. Айзекс таких
примеров очень много.
Все эти факты с большой ясностью показывают, что первые проблески понимания
относительности появляются у реб¸нка очень рано, хотя вообще сколько-нибудь совершенное
понимание отношений и относительности несомненно представляет серь¸зные трудности для детского
ума.
Согласно Ж. Пиаже, понимание относительности недоступно детям на протяжении всего
дошкольного периода и начала школьного.
Основные выводы своего исследования по этому вопросу Ж. Пиаже резюмирует следующим
образом: реб¸нок 7—10 лет не понимает, что некоторые понятия, явно относительные для взрослого,
представляют отношение по крайней мере между двумя предметами. Так, он не понимает, что брат
должен быть необходимо чьим-то братом или что предмет должен быть необходимо слева или справа
от кого-нибудь, или что часть необходимо составляет часть целого. Он рассматривает эти понятия как
существующие сами по себе, абсолютно. Или ещ¸: он определяет семью не по отношению родства,
соединяющего его членов, а по занимаемому пространству, по непосредственной точке зрения, которую
он усвоил, видя свою семью сгруппированной вокруг него в одной квартире. В возрасте, когда дети (к
9—10 годам) умеют сказать, что иностранцы — это люди других стран, они ещ¸ не знают, что сами
являются иностранцами по отношению к этим людям. Дети сплошь и рядом не способны понять,
утверждает Пиаже, что «Швейцария в одно и тоже время лежит к северу от Италии и к югу от
Германии: если она на севере, то она не на юге. Таким образом, страны света имеют для детей
абсолютное значение». Оставаясь в силу своего эгоцентризма в области непосредственно данного,
реб¸нок рассуждает лишь о единичных случаях; предметы берутся им вне связи с другими. Не умея
понять взаимность или относительность понятий, реб¸нок тем самым не в состоянии их обобщить. Для
Пиаже это центральный факт, определяющий специфическую «логику реб¸нка» и делающий для него
недоступной логику научного мышления. Лишь с 11—12 лет реб¸нок, согласно Пиаже, преодолевает
синкретизм в плане словесного мышления и оказывается в состоянии овладеть относительными
понятиями.
В своей общей трактовке детского мышления как эгоцентрического и синкретического Ж.
Пиаже, мы полагаем, слишком абсолютизирует данные о несомненно реальных трудностях, на которые
наталкивается у детей понимание относительности.
Понимание или непонимание относительности не является абсолютным свойством детского ума.
Оно, несомненно, представляет вообще сравнительно большие трудности для детей, но оно может быть
доступным в одной и одновременно недоступным в другой сфере отношений. Оно более доступно там,
где речь ид¸т об отношениях в наглядной ситуации, и оно становится менее доступным с переходом в
абстрактный план.
Реб¸нка в «возрасте вопросов» (около 4 лет) живо интересует вопрос о причинах явлений, о
происхождении вещей, и там, где у него есть уже некоторые знания, он даже не без критики
воспринимает те иногда не совсем точные сведения, которые взрослые считают возможным сообщать
маленьким. Увидав на реке снег, Наташа Ш. (4;3) спрашивает мать: «Мама, из чего снег?» — Из воды.
— «А как?» — Зам¸рзла — и снег. — «Неправда, тогда л¸д. Не знаешь, не нужно детям объяснять».
