 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
неразрывном их единстве и взаимопроникновении, в котором они даны в сознании индивида. Так же
как индивидуальное сознание отлично от «общественного сознания», психология от идеологии, так же
речь отлична от языка. Вместе с тем они взаимосвязаны: как индивидуальное сознание опосредовано
общественным, психология человека — идеологией, так и речь, а вместе с ней речевое мышление
индивида обусловлено языком: лишь посредством отложившихся в языке форм общественного
мышления может индивид в своей речи сформулировать собственную мысль.
Речь, слово являются специфическим единством чувственного и смыслового содержания. Всякое
слово имеет смысловое — семантическое — содержание, которое составляет его значение. Слово
обозначает предмет (его качества, действия и т. д.), который оно обобщ¸нно отражает. Обобщ¸нное
отражение предметного содержания составляет значение слова.
Но значение — не пассивное отражение предмета самого по себе как «вещи в себе», вне
практически-действенных отношений между людьми. Значение слова, обобщ¸нно отражающее
предмет, включ¸нный в реальные действенные общественные взаимоотношения людей, определяется
через функцию этого предмета в системе человеческой деятельности. Формируясь в общественной
деятельности, оно включено в процесс общения между людьми. Значение слова это познавательное
отношение человеческого сознания к предмету, опосредованное общественными отношениями между
людьми.
Таким образом, речь первично отображает не сам по себе предмет вне людских отношений, с тем
чтобы затем служить средством духовного общения между людьми вне реальных практических
отношений к предметам действительности. Значимость предмета в реальной деятельности и слова в
процессе общения представлены в речи в единстве и взаимопроникновении. Носителем значения всегда
служит данный в восприятии или представлении чувственный образ — слуховой (звучание),
зрительный (графический) и т. д. Но основным в слове является его значение, его семантическое
содержание. Материальный, чувственный носитель значения обычно как бы стуш¸вывается и почти не
осозна¸тся; на переднем плане нормально всегда — значение слова. Только в поэзии звучание слова
нормально играет более или менее существенную роль; помимо же этого лишь в исключительных
случаях, когда в силу каких-либо особых условий слово как бы обессмысливается, на передний план в
сознании выступает его чувственный носитель, его звучание. Обычно вс¸ наше внимание сосредоточено
на смысловом содержании речи. Е¸ чувственная основа функционирует лишь как носитель этого
смыслового содержания.
Исходя из соотнес¸нности значения и знака, можно условно сказать, что чувственный носитель
значения в слове выполняет по отношению к значению функцию знака, и слово, таким образом,
является единством значения и знака. Однако лишь в очень относительном и условном смысле можно
признать чувственный носитель значения знаком этого значения, потому что под знаком в буквальном,
точном, смысле разумеют нечто, что не имеет своего внутреннего значения, — некоторую внешнюю
чувственную данность, которая превращается в условного заместителя или же метку чего-то другого.
Так, например, если мы условимся отмечать на полях книги или рукописи одним крестиком места,
которые нам нужны для одной цели, а двумя крестиками другие, которые мы хотим выделить в связи с
другой работой, то эти крестики, употребляемые совершенно независимо от какого-либо внутреннего
значения креста, явятся в данном случае чисто условными «знаками». Но в слове между его
чувственной и смысловой стороной существует обычно значительно более тесная, внутренняя связь.
Эта связь выступает уже в фонеме: фонема не просто звук, а звук-смыслоразличитель, т. е.
звучание, определ¸нным образом обработанное в системе данного языка специально как носитель
определ¸нного смыслового, семантического содержания. В историческом становлении и развитии речи
мы имеем, как правило, не звучания, которые сначала имеются как чисто чувственные данности и затем
превращаются нами в знаки определ¸нных значений; в действительности эти звучания и возникают в
речи как носители некоторых значений. Когда затем значение слова изменяется и новое слово вводится
для обозначения нового понятия, обычно и тут мы не имеем дело с полным произволом, с чистой
условностью. По большей части в этих случаях мы имеем дело с переносом и преобразованием
значения, которое уже было связано с данной формой.
Таким образом, даже внешняя сторона слова выходит за пределы знака в силу того, что слово
имеет внутреннее значение, с которым внешняя чувственная его сторона, в ходе исторического
развития языка, теснейшим образом связана. Тем менее возможно — как это часто делается —
трактовать слово в целом как условный знак: знак произвольно нами устанавливается; слово имеет свою
историю, в силу которой оно жив¸т независимой от нас жизнью.
Это положение необходимо особенно подчеркнуть во вс¸м его принципиальном значении, в
