 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
которую разделяют все. Все вымышленные герои нашей культуры — от Гекльберри Финна до Шерлока
Холмса, от Люка Скайуокера до юноши из «Общества мертвых поэтов»
[См. фильм с аналогичным
названием. — Примеч. науч. ред.] — бунтовали против установленных правил, считая приоритетными
права личности и восхваляя того, кто противостоит группе.
В 1831 г. французский писатель Алексис де Токвилль, побывав в Америке, ввел в обиход термин
«индивидуализм». Он писал: «Индивидуалисты никому ничем не обязаны и вряд ли ждут чего-либо от
окружающих. Они привыкли думать о себе в отрыве от окружающих и считают, что их судьба зависит
исключительно от них самих».
Спустя полтора века психотерапевт Фриц Перлз в своей «Гештальт-молитве» (Gestalt Prayer)
выразил эту идею крайнего индивидуализма в предельно лаконичной форме:
«Я занимаюсь своим делом, а ты занимайся своим.
Я пришел в этот мир не для того, чтобы оправдывать твои ожидания,
А ты — не для того, чтобы оправдывать мои» (Perls, 1972).
Его поддержал психолог Карл Роджерс: «Единственный вопрос имеет значение: “Живу ли я так,
что моя жизнь полностью удовлетворяет меня и дает мне возможность реализовать все свои
способности?”» (Rogers, 1985).
Как уже отмечалось в главе 2, вряд ли людей, живущих в странах с другими культурными
традициями, включая страны Азии, волнует только это. Там, где ценится общность,
принимается и
конформизм. Школьники нередко демонстрируют свою солидарность тем, что носят форму.
Межличностные отношения чрезвычайно важны, чтобы сохранить гармонию, разногласия и
конфронтация замалчиваются. «Торчащий гвоздь забивают» — говорят японцы.
Амитай Этциони, в недавнем прошлом президент Американской социологической ассоциации,
убеждает нас в пользе коммунитаристского индивидуализма, в котором наш нонконформистский
индивидуализм сочетается с общинным духом (Etzioni, 1993). Коллега Этциони, Роберт Белла,
выражает свое согласие с этой точкой зрения: «Коммунитаризм основан на ценности, которая
заключается в умении пожертвовать личным». Но он также «подчеркивает центральную ценность —
солидарность... и то, что нас формируют наши отношения с другими людьми» (Bellah, 1996).
Как представители западных культур, живущие в разных странах, большинство читателей этой
книги наслаждаются теми преимуществами, которые дает им нонконформистский индивидуализм;
однако, по мнению сторонников коммунитаризма, мы теряем при этом то хорошее, что несет в себе
коллективно организованная жизнь.
Нам, людям, нравится чувствовать свою уникальность и быть хозяевами собственных жизней, но
мы также и социальные создания, имеющие базовую потребность принадлежать к той или иной группе.
Сам по себе конформизм ни хорош, ни плох. Следовательно, мы как личности должны стремиться к
балансу между независимостью и привязанностью к другим людям, между личной жизнью и жизнью
общественной, между индивидуальностью и социальной идентичностью.
Глава 7. Убеждение
[В написании этой главы для седьмого издания принимала участие Лиса Эванс. Доктор Эванс —
доцент кафедры психологии Hope College, занимающаяся исследованиями в области убеждения.]
Геббельс, министр «народного просвещения» и пропаганды в фашистской Германии, отлично
понимал, какую силу имеет убеждение. Установив контроль над печатью, радио, искусством вообще и
кинематографом в частности, он предпринял обработку сознания немецкого народа, чтобы заставить
его принять идеологию нацизма. Единственной газетой, которую Гитлер прочитывал от корки до корки,
была Der Strumer — антисемитская газета, издававшаяся пятисоттысячным тиражом его другом и
соратником Юлиусом Штрайхером. Штрайхер издавал также и антисемитские детские книги и, как и
Геббельс, часто выступал на массовых митингах, ставших неотъемлемой частью пропагандистской
машины нацистов.
Насколько эффективной была деятельность Геббельса, Штрайхера и других идеологов нацизма?
Действительно ли они сделали то, в чем их обвинили союзники на Нюрнбергском процессе: «отравили
сознание миллионов людей» (Bytwerk, 1976)? Многие немцы прониклись жгучей ненавистью к евреям,
но отнюдь не все. Были и просто сочувствовавшие антисемитской политике. Большинство же
остальных были либо настолько равнодушны, либо настолько запуганы, что не только не смогли
отказаться от личного участия в уничтожении евреев, но даже не попытались воспрепятствовать
