 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
философии. Заметим, что облик этих понятий утрачен не только Бергсоном, и они
также нуждаются в культурной реконструкции. Второй причиной умолчания,
видимо, оказалась постулированная А. Бергсоном непреодолимость границы
между интеллектом и интуицией. Такую же границу он воздвиг между памятью
тела и памятью души. Мало этого, давая содержательную характеристику
интеллекта, А. Бергсон не может скрыть своего высокомерного и
уничижительного отношения к нему и к практическому действию как его
основанию. Мы не случайно упомянули о бергсоновской дихотомии в области
памяти. Он последователен. Интеллект может справиться с познанием неживой
природы, но он останавливается перед познанием живого. И здесь ему ничто не
поможет, даже прибавление к нему «математических способностей,
превосходящих человеческие силы», или «каких-либо счетчиков со
сверхчеловеческим умом» и т. п., что напоминает первые журналистские описания
искусственного интеллекта. Для познания живого нужна интуиция. Можно
выразить мысль Бергсона несколько иначе: для познания живого необходимо
живое
14
познание, а не познание рассчитывающее, формальное, логическое и пр. А
живое познание — это прерогатива интуиции, которая неизмеримо выше
интеллекта.
Мы не будем анализировать, а тем более критиковать концепцию А.
Бергсона, о которой Б. Рассел сказал, что она «служит прекрасным примером
восстания против разума». Анализируя это критическое сражение с разумом, В.
Ф. Асмус писал, что «в поле действия появляются все новые и новые враги:
восприятие, представление, понятие, интеллектуальные «символы», образы,
теории. Интеллект, как стоглавая гидра, высылает все новые и новые формы, и
борьба ни на мгновение не прекращается» ¹. Нам важно было
проиллюстрировать, хотя бы на одном примере, многочисленные попытки
разрушить смысловой образ интеллекта. Теория А. Бергсона действительно
служит наиболее ярким примером таких попыток. В своем пристрастии к
живому он даже инстинкт ставил выше интеллекта.
Однако разрушить этот смысловой образ не удалось даже такому
выдающемуся мыслителю (и превосходному писателю), как А. Бергсон. Он по-
своему, но в ряду других интеллектуальных начинаний в XX в. многое сделал
для того, чтобы внести живую, а не только логическую основу в познание. Но
ни «убийства» интеллекта, ни разрушения его смыслового образа не
получилось, как не получилось этого у У. Джемса, противопоставлявшего тео-
