 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
к разумным умозаключениям. Он дал возможность политической верхушке организовать и
осуществить целенаправленные, исключительно агрессивные программы по разрушению
культурного ядра общества, слому тех исторически сложившихся норм общественных
отношений, которые позволяли людям спокойно жить, а обществу – воспроизводиться.
Утратив на время историческую память, способность к рефлексии и предвидению, навыки
выявления причинно-следственных связей, интеллигенция тупо пошла за разрушителями и
стала их сообщницей в погружении нашего общества в тяжелейший кризис.
Большой “макропрограммой” перестройки была общая дестабилизация . Можно даже
сказать, программа стравливания всех элементов нашей общественной системы, которые
находились в скрытом, “дремлющем” или даже потенциальном конфликте. За столетия в
сложном многонациональном и “многокультурном” традиционном обществе и
идеократическом государстве России было выработано множество явных и неявных
механизмов разрешения, успокоения и подавления конфликтов. Эти механизмы отказывали
очень редко, лишь когда Россия попадала в очередную историческую ловушку и возникала
такая система порочных кругов, которую невозможно было разорвать в рамках
сложившегося порядка. В конце 80-х годов сама власть стала дестабилизировать общество и
загонять страну в историческую ловушку. Многочисленный образованный слой, который
мог бы в этот момент стабилизировать ситуацию, введя потенциальные конфликты в русло
рассудительного общественного диалога, примкнул к “революционерам сверху” и резко
ухудшил положение.
Вряд ли кто-то будет отрицать, что во время перестройки была подвергнута
разрушению вся политическая культура советского общества. Но ведь политическая
культура – важная и неотъемлемая часть культуры в целом. Английский политолог Арчи
Браун во введении к важной книге дает такое определение: “Политическая культура –
субъективное восприятие истории и политики, фундаментальные верования и ценности,
фокус идентификации и лояльности, сумма политических знаний, чаяния, которые являются
продуктом специфического исторического опыта наций или групп”146.
Из этого видно, во-первых, что политическая культура является важной составной
частью культурного ядра общества. Следовательно, власть и культурные течения, которые
оказывают радикальное разрушительное воздействие на сложившуюся в обществе
политическую культуру, неизбежно провоцируют тяжелый культурный кризис. Кроме того,
политическая культура есть “продукт специфического исторического опыта” народа. Значит,
радикальные политические действия, противоречащие этому опыту, означают разрыв с
исторической традицией, что неизбежно вызывает глубокий раскол общества.
Западные политологи выделяют именно то направление во всей программе
перестройки, которое в наибольшей степени противоречило политической культуре СССР и
поэтому несло в себе предпосылки национальной катастрофы. А.Браун пишет, что
важнейшей ценностью доминирующей советской политической культуры являлся порядок .
Страх перед беспорядком и хаосом объединяет все социальные группы – рабочих, крестьян,
интеллигенцию, управленцев.
Мы прекрасно знаем, какой “специфический исторический опыт” лежит в основании
этой ценности – разрушение государственности и тяжелейшая гражданская война 1917-1921
гг. И что же общество наблюдало в ходе перестройки? Именно подрыв государственности и
буквально искусственное создание хаоса – с взрывом массовой преступности, кровопролития
в национальных конфликтах и терроризма. Советологи сравнивают Горбачева с “Мартином
Лютером, который стремился разрушить или существенно ослабить косные институты
правящей церкви”. Это в их устах – большой комплимент, хотя они прекрасно знают, что
Реформация унесла в Германии 2/3 человеческих жизней.
С.Бялер, так высоко оценивший роль Горбачева, директор Института международных
изменений Колумбийского университета, точно определяет суть действий верхушки КПСС:
“Начиная перестройку, Горбачев и его помощники в руководстве инициировали процесс,
который не поддается полному контролю и которым нельзя всесторонне управлять” (с. 111).
