 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Именно этим, а не низким культурным уровнем руководства телевидением объясняется
заполнение его программ самой низкопробной продукцией масс-культуры, фальшивой
мистикой и «лабораторными» суевериями – при почти полном устранении
просветительского научного дискурса. Просветительская и рационализирующая
деятельность науки оказалась в оппозиции сознательной политике государства.
Трудность этого положения не только в том, что наука России, будучи по своему
социальному генотипу наукой государственной , не готова к роли оппозиции. Более важен
тот факт, что в идеологическом отношении научное сообщество в массе своей поддержало
перестройку и «либеральную» реформу и стало их движущей культурной силой. В
результате возник конфликт ролей – в качестве идеологических работников ученые стали
высказывать утверждения, противоречащие тому, что они знают как специалисты и должны
были бы высказывать как просветители227.
При этом авторитет, завоеванный учеными благодаря их профессиональной
деятельности на предыдущем историческом этапе, усугубил негативное воздействие ученых
уже как идеологов на общественное сознание: одно дело, когда иррациональное, алогичное
или антидемократическое утверждение делает прорицательница или астролог, другое дело –
известный академик-физик или нейробиолог.
Во– вторых, на восприятие просветительских сообщений ученых влияет их статус в
обществе. Этот статус в последние десять лет демонстративно понижался. Например, в
обществе целенаправленно создавалось мнение, что именно «имперская» наука, это наследие
тоталитарного мессианского государства, стала самой никчемной и неподъемной нагрузкой
на государственный бюджет РФ.
В научном же сообществе раздражение вызывает риторика реформаторов,
противоречащая логике и фактам. Например, приходится слышать выражения типа
«дальнейшее развитие российской науки» – в то время, когда под вопрос поставлено само ее
выживание. Вся гласная научная политика строилась исходя из иррациональных
утверждений о «неконкурентоспособности» нашей науки, что якобы оправдывало демонтаж
всей системы отраслевых научно-технологических организаций.
Сама эта публичная научная политика стала средством подрыва логического
мышления. В одной связке делались, например, такие взаимно несовместимые утверждения:
–
советская научно-технологическая система была милитаризована и направляла
основные усилия на создание оружия ;
–
советская научно-технологическая система оказалась неконкурентоспособной и
должна быть демонтирована;
–
советские системы оружия не уступают лучшим мировым образцам и на многих
направлениях превосходят их .
Конечно, в нынешнее время декларации публичных политиков имеют мало общего с
реальными политическими действиями, но та дерационализация сознания, которая ведется
политиками на уровне идеологии, становится одним из важнейших факторов в
общественных процессах.
В целом, в самом научном сообществе возник глубокий культурный кризис: будучи
главным носителем либеральных и демократических взглядов и ценностей и став активной
социальной силой на этапе перестройки, научная интеллигенция оказалась грубо отброшена
тем политическим режимом, который она восславила и легитимировала.
Всем известно было плачевное финансовое положение, в которое были поставлены
наука и ученые к середине 90-х годов. Но ни ученые, ни обыватели в целом не могли же
принять как разумное объяснение такого положения нехваткой финансовых средств для
науки, поскольку рядом на их глазах огромные государственные средства расходовались на
необъяснимые и несвоевременные причуды.
Так, все отделения сбербанка в Москве провели дорогостоящий ремонт,
перепланировку помещений и их отделку дорогими материалами. Вблизи метро
«Академическая» – в районе, где сосредоточено большинство институтов Российской
