 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Вот, тотальная коллективизация – зачем? Чтобы решить срочную проблему хлеба, т.к.
промышленность не поспела кормить город через товарообмен. Чтобы изымать средства из
села для индустриализации. Чтобы механизировать поле и обеспечить заводы массой
рабочих. Это проблемы, отложить которые было нельзя, не отказавшись от проекта в целом,
и лишних денег для смягчения шока не было. Коллективизация – трагическая глава
советской истории. Так пусть Бабурин скажет, как бы он в тот момент решал эту проблему,
окажись на месте Сталина. Что же предлагают вместо коллективизации – хотя бы сегодня, с
высоты опыта 70 прошедших лет? Шафаревич говорит, что надо было «сосредоточить все
силы на поиске другого пути». Но за 70 лет можно было бы этот другой путь ретроспективно
найти, в главных его чертах. Так давайте, укажите. Не указывают, «потому что они тогда не
жили». Это и есть утрата способности к рефлексии.
Поразительно, насколько разумнее и даже бережнее отнеслись к нашей истории чужие
люди. В нескольких американских лабораториях вновь рассчитали шансы на успех
продолжения НЭПа без коллективизации – уже с помощью современных методов
математического моделирования и использованием надежно известных данных о реальности
после 1930 г. Они ввели в модель данные о земельном фонде, рабочей силе и численности
тяглового скота в сельском хозяйстве СССР, учли реальные погодные условия 1928-1940 гг.
и составили прогноз урожайности и возможности увеличения поголовья тяглового скота235.
При моделировании исходили из нереального допущения, что СССР мог бы в эти годы
не проводить индустриализацию , абстрагировались от проблемы выживания в грядущей
войне и фактора времени, отпущенного историей на то, чтобы к ней приготовиться. Но даже
при таком допущении оказывается, что без коллективизации переход села к травопольным
севооборотам и интенсивному хозяйству оказался бы невозможен. Причем главным
ограничением была невозможность достаточного прироста поголовья лошадей. Для расчета
поголовья составили самую детальную модель с учетом всех условий России, на основе
тенденций с 1882 по 1928 г. При оптимистических, признанных завышенными прогнозах
урожайности получалось, что без коллективизации можно было бы получить примерно на
10% больше зерна, чем было реально получено в СССР. Но этот прирост был бы с лихвой
истрачен на корм лошадям.
Я не представляю, как можно, взвешивая историю не на фальшивых весах, не признать,
что советский строй проявил необычную силу и провел страну раненную, но полную жизни,
через самые тяжелые периоды. Представьте, что мы входим в ту войну или послевоенную
разруху не с ВКП(б), а во главе с нынешней либерально-демократической тусовкой, не с
Жуковым и Молотовым, а с Грачевым и Козыревым, не с солидарными карточками, а с
либерализацией цен. Но ведь чтобы все это сопоставить, надо «прокатать в уме» прошлое и
прикинуть себя самого в эти критические моменты, свое восприятие той реальности. Только
тогда ты поймешь настоящее и освоишь будущее. Нужна рефлексия – а ее нет!
Вот, мы уже двадцать лет слышим непрерывный хор на манер греческого: «Сорок
миллионов расстрелянных! Нет, шестьдесят три миллиона! Нет, двести тридцать
миллионов!» Разве не поразительно – после обнародования точных и подвергнутых
перекрестной проверке архивных данных о репрессиях, в университетах США в курсах
истории приводятся именно эти достоверные данные, а в РФ продолжается фальсификация
недавней истории. В этой какофонии люди просто вынуждены «все забыть», чтобы не быть в
невыносимом постоянном конфликте с тем, что они слышат. Их память отупела, как под
наркозом. И они равнодушно воспринимают любую галиматью.
Раздутый хладнокровными идеологами образ репрессий имел многоцелевое
назначение. Одной из целей было разрушение чувства государственности – причем не
только советской, а вообще всякой. Это в свою очередь тоже преследовало и политические, и
чисто уголовные цели – отвращение к государству было необходимо хотя бы на момент
приватизации почти всей государственной собственности.
Частью этой кампании стало категорическое отрицание главного инструмента
государства –
насилия . Кстати, сейчас мы видим, что отвращение к государственному
