 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
возникнуть споры по фундаментальному вопросу, при оглашении намерений, до всякой
аргументации. Российская система высшего образования складывалась почти 300 лет. Это –
один из самых сложных и дорогих продуктов отечественной культуры, но еще важнее тот
факт, что это – и матрица, на которой наша культура воспроизводится. И уклад высшей
школы, и организация учебного и воспитательного процесса, и учебные программы являются
важнейшими факторами формирования сообщества специалистов с высшим образованием –
интеллигенции . Заменить все эти сложившиеся в отечественной культуре факторы на те, что
предусмотрены Болонской конвенцией, – значит существенно изменить всю матрицу, на
которой воспроизводится культура России. Это достаточно очевидно, и можно было ожидать
от всего академического сообщества РФ гораздо большего внимания к замыслу
реформаторов. Но это сообщество как будто утратило навыки рефлексии и предвидения.
С другой стороны, поражает и самонадеянность реформаторов, их неспособность
соизмерить свои силы и масштаб задачи. Высшая школа относится к тому классу больших
систем жизнеустройства, которые формируются исторически , а не логически . Уверенность,
что подобную систему можно вдруг переделать по полученному в Болонье чертежику –
механистическая утопия, которая могла зародиться лишь в очень неразумной голове (хотя
что-то не верится в искренность такой неразумности).
Но допустим, такая мысль все же зародилась. В этом случае то сообщество, которое мы
по привычке называем интеллигенцией, обязано было, через разные каналы, добиться от
этих высших чиновников изложения резонов для такого странного шага. Грубо говоря,
потребовать от них листа бумаги, на котором слева были бы перечислены выгоды от такого
шага, а справа – издержки и потери. Желательно с указанием, кто и в какой форме эти
издержки (“социальную цену”) будет покрывать.
Но ни чиновников, которые такие листки могли бы приготовить, ни интеллигенции,
которая такие листки могла бы попросить, в РФ теперь не водится. Что-то мы делаем в
порядке самодеятельности, практического значения это не имеет, но хотя бы в качестве
учебных задач послужит.
Какие же резоны, пусть обрывочно, мы услышали? Вот, например, в конце декабря
2003 г. газеты взяли интервью у представителя «группы Шувалова» – заместителя главы
Администрации президента, отвечающего за разработку «общенациональных» программ, о
которых говорил В.В.Путин в Послании 2004 г. Газета пишет: «Не менее радикальные
структурные реформы группа Шувалова предлагает провести в сферах здравоохранения и
высшего образования. Их цель также заключается в относительном уменьшении прямого
госфинансирования медицинских и образовательных учреждений. Что, безусловно,
разгрузит бюджет…
Система высшего образования должна быть подвергнута более чем радикальной
реформе. Для начала оно станет двухуровневым, как в большинстве цивилизованных стран
(сходная система уже внедряется и в России – например, на нее десять лет назад перешел
Российский университет дружбы народов246. На первом этапе (три-четыре года) готовятся
специалисты самого широкого профиля. В других странах им, как правило, выдаются
дипломы бакалавров. Затем происходит специализация до уровня магистров. Такая система
убивает двух зайцев: экономит бюджетные деньги (один и тот же профессор читает лекции
большему числу студентов, большинство студентов раньше заканчивают обучение) и
повышает профессиональные умения новых специалистов»247.
В этом объяснении, данном «группой Шувалова», отсутствует логика. Когда в
результате реформы один и тот же профессор вынужден читать лекции большему числу
студентов, а большинство студентов заканчивают обучение на два года раньше, то
профессиональные умения новых специалистов никак не могут повыситься, они именно
понижаются . Экономятся ли при этом бюджетные деньги или они бросаются на ветер, из
этих рассуждений вывести нельзя, тут требуется не логическое, а содержательное изучение
вопроса.
Из того факта, что при советской системе наши вузы готовили специалистов высокого
