 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
аспирантами российского вуза и их сверстниками в среднем европейском университете
настолько разительно, что в него невозможно поверить, пока не убедишься сам на практике.
Поэтому средний по способностям выпускник нашего вуза, работая в коллективе,
оказывается на голову выше, чем его западный сверстник примерно таких же потенциальных
способностей.
Европейские университеты, напротив, идут по пути дальнейшего углубления
индивидуализации уклада студенческой жизни. Важным средством для этого стало введение
кредитов – множества курсов, каждому из которых присваивается «стоимость» в виде
количества условных эквивалентных учебных часов. Из числа этих курсов, перечисленных в
программе по каждой специальности, студент выбирает достаточное их число по
индивидуальному плану и проходит их вне какой-либо стабильной группы (и даже часть из
них вне какого-то определенного университета). Переход на такую систему является
обязательным для стран, подписавших Болонскую конвенцию249.
В советском вузе отношения преподавателей со студентами строились по принципу
«учитель-ученик» и «мастер-подмастерье». Это были отношения с сильным личностным
началом и интенсивными личными контактами – сродни отношениям в средневековом
ремесленном цехе. Если же рассматривать вуз как «фабрику» или как предприятие по
предоставлению образовательных услуг (а так университет и рассматривается в философии
неолиберализма), то советская система внешне выглядела как расточительное использование
дорогой рабочей силы преподавателей. В разных культурах критерии дешевизны и
дороговизны различны.
Болонская конвенция предполагает обязательный переход на обезличенные отношения
«преподаватель-студент» по принципу купли-продажи услуг. «Группа Шувалова» видит в
этом только экономию бюджетных денег, а на деле – разрушение уклада русского
университета. С соответствующим снижением уровня выпускников. Социолог В.Глазычев
пишет: «Помнится, „яблочники“ более всех ратовали за вступление в Болонский процесс –
одно это должно бы насторожить, ведь они всегда учили, что главное для России – через
силу, через голову, наизнанку вывернувшись, быть как все. Быть как все, даже и в том
редком случае, когда то, что мы имеем (имели), при всех прегрешениях против истины и
здравого смысла, явственно лучше, чем у всех прочих, собравшихся в новоевропейское
стадо… Всяк, кому доводилось читать лекции в западных школах, знает, как поднимаются
волосы на голове от вопиющего невежества большинства тамошних студентов… Причина
проста. Когда мои европейские коллеги узнавали, что в моем кефирном заведении на
одного-трех пятикурсников приходится один преподаватель, они в тоске заламывали руки: у
них-то один преподаватель на тридцать-сорок душ, ибо университету нужно исправно
платящее за учебу студенческое месиво»250.
Зря только В.Глазычев полагает, что «причина проста». Дело не только в
количественных соотношениях. Если число «продавцов услуг» увеличить в десять раз, они
не превратятся в Мастеров и Учителей.
Согласно Болонской конвенции, все подписавшие ее государства должны перейти на
двухступенчатую систему образования. Три или четыре года студент обучается по
упрощенной программе и получает диплом бакалавра . Затем желающие могут пройти
дополнительный курс обучения (1-2 года) и получить диплом магистра . У нас, как
известно, была принята система пятилетнего обучения, в которой последний год был
посвящен научному исследованию или инженерно-технической разработке, после чего
следовала защита диплома (дипломного проекта). Таков был профиль подготовки
специалиста.
Наши энтузиасты Болонской системы обходят эту проблему и делают вид, что
различия носят формальный характер. Мол, отучатся наши студенты 4 года – вот и
бакалавры. А потом сделает, кто хочет, обычный наш дипломный проект – вот и магистр.
Это или сознательная ложь, или следствие полного непонимания сути. Наши 4 курса и
диплом вовсе не являются двумя разными разделенными ступенями. Они – неразрывно
