 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Допустим, говорить о лаптях и валенках претит интеллигентному человеку. Но ведь и
автомат Калашникова не по заказу мирового рынка был создан. Хотя его
конкурентоспособность оказалась исключительно высока, при его разработке и производстве
она никого не волновала. Даже если бы никто в мире его не покупал, мы стали бы его
производить – для себя. Это сегодня российская армия не может купить отечественного
оружия, и все оно идет на продажу в арабские эмираты. Но это – историческая аномалия,
гримасы кризиса.
Как ни странно, пример с лаптями в разговорах воспринимается скептически даже
среди прагматиков. Мол, Запад потому обходится без лаптей, что наладил промышленное
производство хорошей обуви. Вот и нам надо так поступать, а для этого следует участвовать
в конкуренции. Конкуренция – двигатель прогресса и т.д. А ведь это миф. Запад построил
свою промышленность не благодаря конкуренции, а благодаря тому, что захватил и
превратил в свои колонии 90% Азии, Африки, Австралии и Южной Америки. Мы же, чтобы
построить промышленность, были вынуждены ходить какое-то время в лаптях, а потом в
кирзовых сапогах, а уж потом прикупать нашим женщинам итальянские сапожки. Свои
сапожки неважно получались, приоритеты у нас были другие.
Пример с лаптями кажется абстрактным потому, что мы как-то отучились видеть в
простых примерах общую структуру проблемы. Возьмем другой пример, из нашего времени
и очень близкий хотя бы части интеллигенции – жителям Приморья. В Приморье была своя
энергетическая база для теплоснабжения – добыча угля. В начале 90-х годов всех вдруг стало
возмущать, что шахты Артема и Партизанска неконкурентоспособны – в Австралии и
Южной Африке уголь выходит дешевле, и никто в мире уголь Артема покупать не
собирался. Исходя из догмы конкурентоспособности, эти шахты закрыли, а чтобы лапотники
не попытались восстановить, их даже затопили.
Результат все помнят: шахтеры стали безработными, а города Приморья остались без
угля (в Амурской области добыча угля сократилась в 7 раз). Можно было, конечно, купить
уголь в Австралии или Южной Африке (как и крестьяне вполне могли купить вместо лаптей
сапоги в лавке). Но оказалось, что это жителям Владивостока не по карману. Оказалось
также (к удивлению многих), что без топлива батареи не греются. Мэрия Владивостока
сначала снизила нормы температуры батарей, а потом часть районов и целые города были
оставлены без тепла и заморожены. Крестьянину, не имевшему деньги на сапоги, в голову не
пришло бы перестать плести лапти, а интеллигенции Приморья пришло в голову поддержать
ликвидацию шахт. Вот в этой смене типа рациональности я лично вижу самый главный
корень нашей национальной катастрофы.
Кстати, рассуждения о конкурентоспособности российских товаров являются
схоластическими и по той простой причине, что свободная конкуренция – идеологический
миф. Нельзя же поклоняться идолу, которого нет даже в виде деревяшки! Уже сто лет как
мировой рынок находится под жестким контролем, и допуск на этот рынок определяется
вовсе не качеством и ценой товаров. При СССР Запад закрывал от нас свои рынки
политическими средствами, а теперь ту же роль играют нормы ВТО.
Но главное все же не в этом. Допустим даже, что есть эта самая конкуренция. Но ведь
никуда не делись те массивные факторы, которые давали и дают конкурентные
преимущества товарам Запада перед российскими товарами. Вот, в недавнем обзоре
положения с иностранными инвестициями в экономику Казахстана дана такая справка: «По
подсчетам российских экономистов, издержки производства сопоставимой конечной
продукции, продаваемой на мировом рынке за 100 долл ., составляют (долл.): в
Великобритании – 121,5; в Германии – 110; в США – 93; в Японии – 89,5; в России (и в
Казахстане) – 253. В новых индустриальных странах Юго-Восточной Азии этот показатель
составляет около 60 долларов… Приведенные данные дают недвусмысленный ответ на
вопрос, почему инвесторы идут в страны Юго-Восточной Азии и неохотно вкладывают
капитал в экономику России и Казахстана»311.
