 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Как наглядный довод приводились «полные прилавки» в западном обществе
потребления. Но тезис об отставании советской экономики по критерию «полные прилавки»
(и даже по критерию «уровень потребления») очевидно несостоятелен, если его прилагать ко
всей системе «первый мир – третий мир», а не к ее витрине. В среднем уровень потребления
всех людей, непосредственно включенных в технологическую цепочку производства
капиталистических стран (боливийских индейцев, добывающих олово, или собирающих
компьютеры филиппинских девочек), был гораздо ниже, чем в среднем уровень потребления
в СССР.
5. Вплоть до перестройки Россия (СССР) жила, по выражению Менделеева, «бытом
военного времени» – лучшие ресурсы направляла на военные нужды. Как бы мы ни
оценивали сегодня эту политику, она не была абсурдной и имела под собой исторические
основания. Ее надо принять как данность, отвлекающую на внеэкономические нужды
большие ресурсы346.
Та часть хозяйства, которая работала на оборону, не подчинялась критериям
экономической эффективности (а по другим, вполне разумным критериям она была весьма
эффективной – гарантировала устранение военной угрозы для СССР).
При этом надо подчеркнуть нелогичность рассуждений идеологов рыночной реформы.
Они сами абсурдно завысили оценку влияния гонки вооружений на хозяйство СССР,
утверждая, что «нормальной» экономикой, не подчиненной целям обороны, было лишь
около 20% народного хозяйства. Запад же, дескать, подчинял внеэкономическим критериям
не более 20% хозяйства. Таким образом, демократы говорили, что прямо «на прилавки»
работала лишь 1/5 нашей экономики – против 4/5 экономики всего капиталистического мира.
Так и сравнивать по эффективности надо было именно эти две системы. И сказать, что
плановая система «наполняла прилавки» хуже, чем рыночная – значит просто отказаться от
всех норм рационального мышления и от всяких следов интеллектуальной совести.
Да и заметим очевидное – обеспечить военный паритет с Западом на современном
уровне убогая и неэффективная экономика не смогла бы. Пусть подумает наш интеллигент,
что означает создать и наладить крупномасштабное серийное производство такого,
например, товара, как МИГ-29 или ракеты СС-300. Сегодня интеллигенция России «как бы
забыла» о холодной войне и считает гонку вооружений в СССР признаком идиотизма
советской системы. Но заметьте: ни один военный из демократов не взял на себя смелость
заявить, что вооружаться нам не было нужды.
Из всего сказанного вовсе не следует, что экономика СССР была устроена хорошо или
что надо вернуться к прежней системе. Это – совсем другая тема, мы ее здесь не обсуждаем.
Здесь для нас выяснение истины в сравнении эффективности даже не существенно. Ведь мы
говорим именно о мышлении интеллигенции и ее поразительной доверчивости к самым
сомнительным доктринам. Она легко восприняла фальшивые критерии эффективности,
легко согласилась разрушить лучшую часть национального достояния (системы
военно-промышленного комплекса). Она легко согласилась на демонтаж всех тех
«нецивилизованных» (т.е. отсутствующих на Западе) систем жизнеобеспечения, которые
позволяли при весьма небольшом еще национальном богатстве создать всем гражданам
достойный уровень жизни.
Нечувствительность интеллигенции к фундаментальным вопросам видна в убеждении,
будто выход из кризиса, созданного перестройкой и реформой – проблема экономическая и
ответ должны дать экономисты. Но экономика – лишь видимая часть айсберга проблемы. На
деле экономиста можно уподобить инженеру-эксплуатационнику, который часто не знает и
даже не обязан знать теоретических принципов всей машины – например, термодинамики
как теории тепловой машины. И когда слушаешь рассуждения экономиста о нашем кризисе,
возникает смешанное чувство: о чем он вообще говорит? Ведь он явно не понимает, в чем
суть рыночной экономики и в чем ее отличие от того хозяйства, которое было создано в
СССР. Это все равно как очень грамотно рассуждать о поломках телевизора, в то время как
надо починить мотоцикл.
