 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
России многое взяла у европейского Просвещения, но сумела успешно “привить” это на
ствол собственного мироощущения. Мы, например, вполне освоили научную
рациональность, найдя способ совместить ее с космическим чувством, которое на Западе
было вытеснено революционным натиском ньютоновской механической картины мира428.
Наша интеллигенция, в отличие от остальной части народа, также получала
воздействие научной картины мира в ударной, концентрированной дозе. Во многом поэтому
в ее среде гораздо больший отклик получили и “вненаучные” компоненты западного
мироощущения (например, механистический детерминизм, представление мира, общества и
человека как машины ). Вместе с этими компонентами в сознание проникают и нравственные
ценности, в том числе чисто идеологические.
Наличие таких расхождений, сосуществование “субкультур” – нормальное и
необходимое явление в сложном развитом обществе. Тем более неизбежно расхождение
шкалы ценностей образованного слоя и массы – ведь по разному видят мир сельская семья и
ее городской сын, окончивший университет. Кризис начинается, когда расхождение
перерастает в разрыв, а затем и в отщепление – так, что субкультура противопоставляет себя
целому, становится ему враждебным, стремится расколоть это целое, а то и стравить его
части между собой.
Сегодня у нас случилось то, что бывало и в крестьянских семьях: сын, окончивший
университет (на медные пятаки родителей), порвал с родными, на порог их не пускает и
знать не хочет, хотя они в страшной беде. Но когда это становится социальным явлением, и
горе раскола приходит не в семью, а охватывает большую часть интеллигенции, проблема
становится именно общенациональной.
Мы здесь говорим лишь об одной стороне этой беды – отщепившаяся субкультура рвет
то множество невидимых нитей, которые связывали ее сознание с культурой и
мироощущением целого (народа ). И оказывается, что рациональность этой отщепившейся
части истощается, иссякает и начинает портиться. Без постоянного диалога с телом большой
культуры, без общей исторической памяти и общих размышлений о будущем эта, даже
высокообразованная, часть сначала отходит от естественного языка и здравого смысла, от
традиционных норм нравственности и красоты, а затем начинает страдать логика и мера.
Когда такой интеллигент погружается в искусственный мир объектов своей лаборатории,
цеха или конструкторского бюро, это истощение рациональности незаметно (вернее, менее
заметно и сказывается сначала на выполнении “необязательных” функций вроде творчества).
Но в отношении общественных проблем, когда рациональность не существует в отрыве от
чувств и нравственности, наблюдаются все более и более тяжелые сбои.
Десять лет перестройки и реформы обнаружили небывалый отрыв интеллигенции от
основного тела народа во взглядах и установках по множеству важных вопросов. Думаю, это
отщепление никем не ожидалось и поразило тех, кто вник в его суть и масштабы. Вспомним
поворотный 1989 год. Именно тогда обнаружилось поразительное расхождение между
установками интеллигенции и основной массы народа. Отщепление, которое исподволь
происходило в течение предыдущих 30 лет. Это отражено в докладе ВЦИОМ под ред.
Ю.Левады – книге “Есть мнение” (1990).
Сам Ю.А.Левада – сознательный противник советского строя, но он собрал огромный
фактический материал, ценный независимо от трактовки социологов-“демократов”. Книга
важна для нас тем, что, проведя в феврале 1989 г. широкий опрос советских людей в целом
(было опрошено 2054 человека в 14 регионах), авторы повторили его через “Литературную
газету” (т.н. “пресс-опрос”) и получили 190 тыс. заполненных анкет. Это – в основном
ответы именно интеллигенции. Среди тех, кто ответил через ЛГ, 68% имеют высшее
образование или ученую степень (а в “общем” опросе таких 17%) и всего 1,6% имеют
неполное среднее образование (в “общем” опросе таких 32%). Разница двух массивов
очевидна.
Авторы делают вывод, который с трудом укладывался в рамки вульгарных “классовых”
представлений о советской (рабоче-крестьянской) интеллигенции: “Изо всех
