 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
осознавалась западными левыми как война цивилизаций, а не идеологий. В этой войне они
стали помогать “своей” цивилизации победить главного философского, экзистенциального
противника – советскую цивилизацию. А уж “внутри” своей цитадели они оставшимися
принципами не поступаются – так и остаются левыми, обличают капитализм и собирают
пожертвования – карандаши и ластики – для детей Кубы и Никарагуа.
И все же, помимо социального интереса, была у интеллигенции и идеальная причина,
вступившая в кооперативное взаимодействие с интересом – пессимизм, разочарование в
людях. Исследователь фашизма Л.Люкс замечает: “Именно представители культурной элиты
в Европе, а не массы, первыми поставили под сомнение фундаментальные ценности
европейской культуры. Не восстание масс, а мятеж интеллектуальной элиты нанес самые
тяжелые удары по европейскому гуманизму, писал в 1939 г. Георгий Федотов”.
Федотов мог это писать потому, что наблюдал этот элитарный антигуманизм, это
презрение к простонародью, к “нетворческому большинству” у образованной элиты России в
начале ХХ века и особенно в ходе русской революции. Но оптимизм революции его
заглушил (и “отправил в эмиграцию”), а на Западе для него уже была благодатная почва.
Л.Люкс пишет: “После 1917 г. большевики попытались завоевать мир и для идеала
русской интеллигенции – всеобщего равенства, и для марксистского идеала – пролетарской
революции. Однако оба эти идеала не нашли в “капиталистической Европе” межвоенного
периода того отклика, на который рассчитывали коммунисты. Европейские массы, прежде
всего в Италии и Германии, оказались втянутыми в движения противоположного характера,
рассматривавшие идеал равенства как знак декаданса и утверждавшие непреодолимость
неравенства рас и наций. Восхваление неравенства и иерархического принципа правыми
экстремистами было связано, прежде всего у национал-социалистов, с разрушительным
стремлением к порабощению или уничтожению тех людей и наций, которые находились на
более низкой ступени выстроенной ими иерархии. Вытекавшая отсюда политика
уничтожения, проводившаяся правыми экстремистами, и в первую очередь
национал-социалистами, довела до абсурда как идею национального эгоизма, так и
иерархический принцип”447.
Начиная с 60-х годов происходило сближение, духовное и социальное, нашей
элитарной интеллигенции с интеллектуальной элитой Запада. С некоторым отставанием
взгляды западной элиты просачивались и укоренялись в сознании нашей интеллигенции.
Перестройка ускорила этот процесс с помощью мощного воздействия идеологической
машины, а также административных и финансовых рычагов. Стало выгодно и престижно
быть антигуманистом и презирать “люмпена-совка”.
Закрывается ли пропасть? От того, как восприняли и осмыслили опыт последних 15
лет масса носителей нашей культуры и отщепившаяся от этой массы интеллигенция, в
огромной степени зависит ход восстановления рационального сознания и созревание проекта
выхода из кризиса. У нашего общества «другой интеллигенции нет», и вырастить ее
достаточно быстро было бы невозможно, даже если гипотетически представить себе, что без
предварительной починки сознания мы каким-то образом обрели государство и общество,
ставящие себе такую задачу.
Таким образом, наше спасение как целостной независимой страны возможно лишь
через восстановление общего культурного ядра, общего языка, мироощущения и типа
мышления. Идет ли такое восстановление или продолжается расхождение между массой и
отщепившейся частью интеллигенции? Систематических исследований, которые бы дали
хорошую эмпирическую базу для ответа, пока нет. Приходится опираться на отрывочные
данные и во многом интуитивные оценки. Из них возникает такая картина.
Прежде всего, к середине 90-х годов общим для «социологов перестройки» стало
мнение, что большинство граждан РФ, независимо от того, насколько они смогли
приспособиться к новой социальной и культурной реальности, мировоззренчески отрицают
пафос этой реальности (вектор реформ). Та траектория, по которой страна развивалась до
рыночной реформы, считается большинством более правильной.
