 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
и «Прагматизм», игнорируя все остальное. Не удивительно поэтому, что поставленные Джеймсом
вопросы по большей части до сих пор остаются без ответа, несмотря на то что они все чаще и чаще
оказываются в центре современных дискуссий, ведущихся в среде философов и психологов, и в
особенности — касающихся понимания феномена сознания.
Модель сознания, предложенная самим Джеймсом, вероятно, до сих пор является более
всеобъемлющей, чем большинство моделей, разрабатываемых в наши дни. Чтобы понять ее суть,
следует рассмотреть несколько исторических и концептуальных стадий развития взглядов Джеймса. В
период с 1861 по 1875 год Джеймс писал о сознании, рассматривая его в контексте дарвиновской
теории эволюции. Между 1875 и 1890 годом он поставил исследование сознание на почву
лабораторной науки, входящей в состав физиологической психологии, и отстаивал позиции психологии
индивидуальных различий, в противовес слабым аргументам социальных дарвинистов о том, что
индивидуальность не имеет значения, поскольку жизнь индивидуума поставлена на службу целям рода.
В 1890 году в внимание Джеймса переключается на когнитивную психологию сознания, однако к 1896
году он снова возвращается к вопросам динамической психологии подсознательных состояний. В 1902
году Джеймс заявляет о превосходстве мистических состояний сознания над чисто дискурсивными, а
после 1904-го, в период когда прагматизм приобрел масштабы мирового повального увлечения, он
разработал метафизическую доктрину, названную им радикальным эмпиризмом, призванную объяснить
чистый опыт сиюминутного настоящего, предшествующего разделению на субъект и объект, и
предлагающую описание того, каким образом мы можем и наблюдать, и переживать опыт сознания
практически одновременно. Прагматизм Джеймса явился заключительной фазой его интеллектуальной
карьеры, несмотря на тот факт, что радикальный эмпиризм продолжал оставаться центральной
концепцией его метафизической системы, хотя он так и остался представленным лишь в форме
незавершенной арки его учения.
Биографический экскурс
Уильям Джеймс (William James) родился в состоятельной американской семье 11 января 1842 года.
Его детство было богато впечатлениями: вместе с родителями он побывал в Ньюпорте, Нью-Йорке,
Париже, Лондоне, Женеве, Болонье и Бонне. Его взрослая жизнь началась с того, что он в течение года
изучал азы живописного мастерства. Затем под влиянием отца решил заняться науками (Lewis, 1991). Он
поступил в Гарвардский университет, еще не имея четкого представления, чем именно будет
заниматься. Сначала изучал химию, потом сравнительную анатомию. В 1863 году Джеймс перешел в
Гарвардскую медицинскую школу. Два года спустя, в 1865 году, он взял освобождение от занятий, чтобы
принять участие в экспедиции Луи Огассиза (L. Agassiz) в бассейн Амазонки. Опасности и неудобства
экспедиционной жизни убедили Джеймса, что ему больше подходит карьера кабинетного ученого, а не
научные изыскания, требующие активных физических нагрузок.
«Мое участие в экспедиции было ошибкой. Теперь я, к счастью, совершенно убедился, что
природа скроила меня, скорее, для размышлений, чем для активной жизни... Меня тревожили дурные
предчувствия; но я был так переполнен энтузиазмом и путешествие представлялось мне таким
романтичным, что я подавил свои опасения. Однако при столкновении с действительностью романтика
испаряется, а все опасения оправдываются одно за другим» (in: H. James, 1926, vol. 1, p. 61-63).
Джеймс вернулся в Гарвард еще на год, потом уехал учиться в Германию, затем снова вернулся в
Гарвард. Он много болел, прежде чем смог наконец получить диплом врача. Это произошло в 1869 году
(Feinstein, 1984). После окончания учебы у него началась ярко выраженная депрессия. Джеймс ощущал
себя совершенно бесполезным и несколько раз пытался покончить жизнь самоубийством. Один случай,
относящийся к этому периоду времени, оказал на него длительное и глубокое влияние.
«Находясь в состоянии депрессии и глубокого пессимизма, когда будущее представлялось мне в
самом мрачном свете, однажды вечером я зашел в раздевалку чтобы взять оставленную там статью. В
раздевалке было довольно темно, и внезапно меня охватил страх, как будто выползший из этой
темноты; тут же в моей памяти всплыл образ одного пациента-эпилептика, которого я наблюдал в
психиатрической лечебнице. Это был темноволосый юноша с бледной, даже зеленоватой кожей, с виду
