 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
моему опыту, скептицизм психологов и философов по поводу адекватности бихевиоризма — величина,
обратно пропорциональная степени их разумения данной теории» (1984, р. 723).
В последние годы жизни Скиннер оставался таким же неукротимым. В радиоинтервью, которое
он дал за несколько месяцев до смерти, Скиннер с удивлением заметил: «Я умру раньше, чем мои
критики придут ко мне за последней работой» (NPR, 1990).
«Я являюсь радикальным бихевиористом в том смысле, что не вижу места ментальному в
системе научного анализа» (Skinner, 1964, р. 106).
В своем стремлении сделать жизнь более понятной Скиннер выдвинул концепцию человеческой
природы, поражавшую своей прямотой, лаконичностью и полным отсутствием метафизических
рассуждений. Твердо опираясь на методологию современной науки, он дал нам надежду понять самих
себя, не оглядываясь на интуицию и божественный промысел.
Скиннер олицетворял собой психолога-практика, чьи открытия базировались на лабораторных
экспериментах над крысами и голубями. Однако после написания книги «Второй Уолден» он
«решительно отказался от статуса лабораторного исследователя... и стал красноречивым публичным
защитником идей бихевиоризма» (Elms, 1981, р. 478). Силу, которая двигала им в последние тридцать
лет, Скиннер лучше всего выразил следующими словами: «Я продолжаю отстаивать утверждение, что
только серьезное углубление познаний в области поведения предотвратит разрушение нашего образа
жизни и гибель всего человечества» (1975, р. 42).
Точно так же, как мысль Фрейда о том, что все мы аморальны, что нашими поступками
руководит похоть и жадность, шокировала поколение викторианцев, так и утверждение Скиннера, что
мы существа аморальные, действующие под влиянием внешних обстоятельств, возмутило поколение
индивидуалистов, взращенных на идее восхищения личным выбором и личной независимостью.
В
своей
поздней
статье, озаглавленной «That Is Wrong with Daily Life in the Western World?» («Что
неправильно в повседневной жизни западного мира?», 1986), Скиннер пишет об отдалении многих
людей от своих профессий. Он приводит бесчисленное множество примеров того, как люди помогают
тем, кто должен был бы помочь себе сам, как они контролируют поведение других с помощью
наказания, вместо того чтобы воспользоваться подкреплениями и «подкрепляют лишь умение смотреть,
слушать, читать, играть, вместо того, чтобы поощрять другие виды поведения» (р. 568). Скиннер
говорил, что решение этих жизненно важных вопросов коренится в применении того, что нам уже
известно, того, что уже спонтанно работает, — принципов бихевиоризма. Он настаивал, что
разногласия должны решаться на основе реальных фактов, а не с помощью умозрительных рассуждений.
Вернув в науку аргументированные факты и отвергнув споры, построенные на чистых эмоциях,
Скиннер «выковал» систематический подход к пониманию человеческого поведения, который
существенно влияет на современную культуру и убеждения.
Итоги главы
Скиннер считал, что следует изучать прежде всего поведение человека. В отличие от мышления
и переживаний, поведение человека можно наблюдать, измерять и анализировать. Исходя из видимого
поведения человека можно определить «я», в таком случае становится необязательным изучение
внутренних процессов, происходящих в личности или в «я».
Скиннер сформулировал различные способы наблюдения, измерения, прогнозирования и
понимания поведения человека. Поскольку он не доверял субъективному, ментальному толкованию
поведения, а также спекуляциям или объяснению через обстоятельства, он основывал свои идеи на
поведении людей и животных, которое поддавалось наблюдению.
Скиннер говорил об изучении организма самого по себе. Его предположения основывались на
собранной им обширной информации о поведении человека и точных лабораторных экспериментах.
Несмотря на то что Скиннер работал только с наблюдаемыми данными и утверждал, что его
позиция сильно отличалась от точки зрения теоретиков, его влияние на общество в целом и психологию
возрастало по мере проникновения данных его исследований в теории, выходящие за пределы
исследования животных.
