 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Биографический экскурс
Любая теория лучше всего понимается в контексте мировоззрения теоретика. Теория Юнга — не
исключение. Так, подходящим началом для нашего изучения Юнга является рассмотрение личностных,
исторических и культурных влияний, которые его коснулись.
Карл Густав Юнг родился в Швейцарии 26 июля 1875 года. До 9 лет, т. е. до рождения его
сестры, Юнг приобрел опыт детства отчасти изолированного, которое он заполнял уединенной игрой и
богатым внутренним миром: «Я не хотел, чтобы меня беспокоили (во время игры). Я был глубоко
поглощен игрой и терпеть не мог, когда на меня смотрели» (1961, р. 18). Его отец был пастором
Швейцарской реформатской церкви и знатоком азиатских языков. Уже в детстве Юнг живо
интересовался религиозными и духовными проблемами. В своей автобиографии «Воспоминания,
сновидения, размышления» (1961) Юнг рассказывает о двух ярких опытах, оказавших сильное влияние
на его отношение к религии. В возрасте между тремя и четырьмя годами он увидел во сне ужасающий
фаллический образ, стоящий на троне в подземелье. Сон преследовал Юнга спустя годы. Через
несколько лет он понял, что образ был ритуальным фаллосом; он представлял собой скрытого,
«подземного Бога», еще более страшного, еще более реального и еще более значительного для Юнга, чем
традиционные церковные образы Иисуса. Второй опыт случился, когда Юнгу было 11 лет. Он пришел
из школы в полдень и увидел солнце, сверкающее на крыше Базельской церкви. Он размышлял о красоте
мира, великолепии церкви и могуществе Бога, сидящего на небе на золотом троне. И вот внезапно Юнгу
пришла на ум мысль настолько кощунственная, что он пришел в ужас. Он отчаянно боролся несколько
дней, чтобы подавить запретную мысль. Наконец Юнг сдался: он видел красивый кафедральный собор,
и Бог восседал на своем троне над миром, и из-под трона валились экскременты и падали на крышу
собора, заваливая ее и разрушая стены.
Размышляя об этом опыте, Юнг писал:
«Очень многие вещи раньше не были мне понятны. В Его испытании человеческого мужества
Бог отказывается придерживаться традиции, и, несмотря ни на что, он священен... Нужно быть целиком
преданным Богу: никаких вопросов, лишь только выполнение Его воли... В противном случае все есть
безрассудство и бессмысленность» (1961, р. 38-40).
«Никто не мог лишить меня уверенности, и мне доставляло радость делать то, что хотел Бог, а не
то, что хотел я... Часто у меня возникало чувство, что во всех решающих вопросах я был не более
значимым, чем другие люди, но был один с Богом» (Jung, 1961, р. 48).
Сегодня нам трудно уяснить ужасающую власть видения Юнга. При традиционной набожности и
недостатке психологических знаний в обществе в 1887 году такие мысли были не то что
непроизносимыми — они были невероятными. Тем не менее, следуя за своим видением, Юнг вместо
ожидаемой вины чувствовал странное облегчение и ощущение передышки. Он интерпретировал это как
видение знака, данного Богом. На то была воля Бога, чтобы Юнг шел против традиций церкви. С того
времени Юнг чувствовал, что совсем отмежевался от традиционной набожности своего отца и его
родственников. Он видел, как большинство людей отсекают себя от непосредственного религиозного
опыта, следуя предписаниям традиционной церкви вместо того, чтобы всерьез прикоснуться к духу Бога
как к живой реальности.
Отчасти вследствие своих внутренних опытов Юнг чувствовал себя изолированным от
остальных людей; иногда он ощущал почти нестерпимое одиночество. Школа надоела ему; тем не менее
он страстно читал, испытывая «абсолютное желание... читать каждый кусочек печатного материала,
попадавший мне в руки» (1961, р. 30).
«В конечном итоге, большинство наших трудностей происходит от потери контакта с нашими
инстинктами, со старой незабытой мудростью, накопленной в нас» (Jung in: McGuire & Hull, 1977, p. 89).
Юнг с детства осознавал, что в нем совмещаются две личности. Одной из них был сын
приходского священника — хрупкий и неуверенный. Другой был мудрым стариком, «скептическим,
недоверчивым, отдаленным от мира людей, но связанным с природой, землей, солнцем, луной,
погодой, всеми живущими созданиями, и при всем при этом стремившимся к ночи, сновидениям и к
