 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
как я все еще грешен. Вечная жизнь и высшая жизнь не следуют друг за другом – они
параллельны, и предсуществование добра находится лишь в определенном отношении к
ценности его.
Теперь пора определенно сказать: абсолютная женщина, которая лишена
индивидуальности и воли, которая непричастна к ценности и любви, совершенно исключена
из того высшего, трансцендентного, метафизического бытия. Умопостигаемое,
сверхэмпирическое существо мужчины возвышается над материей, временем и
пространством. В нем Достаточно преходящего, но и много бессмертного. Он располагает
возможностью выбирать между обеими из них: между одной жизнью, которая прекращается
вместе с земной смертью, и другой, для которой смерть является лишь возрождением в
совершенной чистоте. Глубочайшая воля мужчины направлена на это совершенное,
вневременное бытие на абсолютную ценность: она тождественна с потребностью к
бессмертию. Так как женщина не ощущает никакой потребности в дальнейшем
существовании своей личности, то отсюда ясно; в ней нет ни одного элемента той вечной
жизни, которую хочет и должен утвердить мужчина в противовес своему жалкому
отражению в мире чувственности. Каждый мужчина стоит в каких-нибудь отношениях к
идее высшей ценности, к идее абсолютного, к идее той совершенной свободы, которой он,
как личность детерминированная, еще не обладает, но которую он в состоянии достичь, так
как дух властвует над природой. Такое отношение есть отношение к идее, к божеству. Жизнь
на земле ведет его к конфликту и разрыву с абсолютным, но душа стремится вырваться из
этой грязи, из когтей наследственного греха.
Как любовь родителей не была чистой любовью к идее, а являлась в большей или
меньшей степени лишь чувственным воплощением ее, точно также и сын, который является
предметом этой любви, хочет, пока он жив, не одной только вечной, но и временной жизни.
Мы ужасаемся при мысли о смерти, боремся с ней, цепко впиваемся в наше земное
существование. Этим мы доказываем, что когда мы родились, мы хотели родиться, если и
теперь, после рождения, мы все снова хотим рождаться на этот свет. Человек, который не
испытал бы никакого страха при мысли о земной смерти, умер бы в то же мгновение, ибо он
был бы исполнен одной только воли к вечной жизни. Ее-то должен и может осуществить в
себе каждый человек: она, как и всякая жизнь, себя создает.
Но так как каждый мужчина стоит в каком-нибудь отношении к идее высшей ценности,
не доводя себя до состояния полнейшей преданности этой идее, то отсюда ясно, что нет ни
одного мужчины, который был бы счастлив. Счастливы только женщины. Ни один мужчина
не чувствует себя счастливым, ибо каждый находится в определенном отношении к идее
свободы, будучи несвободным в своей земной жизни. Счастье является уделом или
совершенно пассивного существа, как женщины, или совершенно активного, как божество.
Счастье есть не что иное, как чувство совершенства, но это чувство совершенно чуждо
мужчине. Только женщины способны видеть в себе олицетворение совершенства. У
мужчины всегда есть проблемы в прошлом и задачи впереди, проблемы имеют свои корни в
прошедшем, область задач – будущность. Для женщины и само время ни на что не
направлено, оно лишено для нее смысла: нет женщины, которая поставила бы себе вопрос о
цели своего существования. Только одноизмеримость времени является выражением того,
что эта жизнь должна и может приобрести известный смысл.
Счастье для мужчины было бы совершенно тождественно полной, чистой активности,
совершенной свободе, но оно не должно содержать в себе ни одного, даже самого
незначительного намека на несвободу, ибо вина человека растет по мере дальнейшего
расхождения с идеей свободы. Земная жизнь является для него сплошным страданием. Это и
совершенно естественно, так как в ощущении человек всегда пассивен, так как он подвержен
действию аффекта и так как, кроме формировки опыта. существует еще также материя. Нет
человека, который не нуждался бы в восприятии. Без него не может обойтись и гениальный
человек, хотя бы он решительнее и быстрее других людей заполнил, пронзил его всем
духовным содержанием своего «я», хотя бы он и не нуждался в последовательной индукции
