 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
для постижения идеи какой-нибудь вещи. Рецептивность не удастся стереть с лица земли.
Здесь не поможет и физический насильственный переворот: в чувственном ощущении
человек остается пассивным. Его спонтанность и свобода проявляются впервые в суждении и
в той форме универсальной памяти, которая воспроизводит для воли индивидуума все
переживания прошлого. Любовь и духовное творчество является для мужчины лишь
приближением к высшей спонтанности, кажущимся осуществлением совершенной свободы.
Они именно и доставляют ему смутное предчувствие счастья, близость которого в подобные
моменты вызывает в нем, правда, ненадолго, душевный трепет. Для женщины, которая не
может быть глубоко несчастной, счастье является пустым звуком: понятие счастье было
создано мужчиной, несчастным мужчиной, хотя он никогда не находит полной, адекватной
реализации его. Женщина не стыдится показывать другим свое несчастье: ибо это несчастье
не глубоко, не истинно, ибо она не чувствует за собою никакой вины. Более всего далека она
от вины своего земною существования, которым воплощается в идее наследственного греха.
Последним и абсолютным доказательством полнейшего ничтожества женской жизни,
совершенного отсутствия в ней высшего бытия, является тот особый способ, каким
женщины покушаются на самоубийство. Их самоубийство неизменно сопровождается
мыслью о других людях: что они будут думать об этом, как они будут сожалеть, печалиться
или досадовать.
Этим я не хочу сказать, что в момент самоубийства она не проникается сознанием
глубоком несчастья, которое, по ее мнению, совершенно незаслуженно терзает ее.
Совершенно напротив. В этот именно момент ее всецело охватывает чувство глубокой
жалости к себе самой, но этa жалость всецело укладывается в рамки выставленной нами
схемы, согласно которой она представляет собою не что иное, как способность плакать
вместе с другими над объектом их сострадания, иными словами, способность совершенно
перестать быть субъектом. Да и как могла бы женщина приписать себе определенное
несчастье в то время, как она совершенно неспособна иметь свою судьбу? Самым ужасным и
вместе с тем наиболее убедительным доказательством бессодержательности, пустоты и
ничтожества женщин является тот факт, что они даже в момент ближайший к смерти не в
состоянии дойти до проблемы жизни, своей жизни: ибо высшая жизнь личности не может
найти своей реализации в них.
Теперь мы можем ответить на вопрос, который в начале этой второй части был
выдвинут в качестве основной проблемы нашего исследования – на вопрос о значении бытия
мужчин и бытия женщин. У женщин нет ни существования, ни сущности, они не
существуют, они – ничто. Человек либо мужчина, либо женщина, другими словами, он либо
кто-нибудь, либо никто.
Женщина не является частью онтологической реальности. Поэтому она не имеет
никакого отношения к вещи в себе, которая, при более глубоком проникновении в сущность
предмета, совершенно тождественна с абсолютным, с идеей, с Богом. Мужчина в своей
актуальности, в своей гениальности верит в вещь в себе. Она является для него абсолютным,
величайшим понятием о действительной ценности. Тогда он философ. Или она – чудесная,
сказочная страна его снов, царство абсолютной красоты. Тогда он художник. Но та и другая
вера в основе своей – одно и то же.
Женщина лишена отношения к идее: она не утверждает, но и не отрицает ее. Она – ни
нравственна, ни безнравственна. У нее нет, говоря математическим языком, определенного
знака. Она лишена всякого направления: ни добра – ни зла, ни ангел – ни черт, она не
эгоистична (поэтому она кажется альтруисткой). Она столь же аморальна, сколь и алогична.
Всякое же бытие есть бытие моральное и логическое. Итак, у женщины нет бытия.
Женщина лжива. В животном так же мало метафизической реальности, как и в
истинной женщине, но животное не говорит, а потому и не лжет. Для того, чтобы уметь
сказать правду, надо обладать некоторым бытием, ибо истина простирается на бытие, а к
бытию может иметь отношение только тот, который сам по себе представляет собою нечто.
Мужчина жаждет иметь всю правду, т. е. он хочет только быть. И влечение к познанию в
