 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
«точности» своих бесконечно-скучных опытов, заявляют притязание на авторитетное слово
in rebus psychlogicis. Но все эти попытки имеют так мало общего с той памятью, которая
вмещает в себе сумму переживаний целой человеческой жизни, что невольно задаешься
вопросом, имеют ли эти кропотливые экспериментаторы вообще какое-нибудь
представление об этой особой форме памяти или даже о психической жизни. Упомянутые
исследования применяют к разнообразнейшим модам одинаковую мерку, благодаря чему все
индивидуальное совершенно сглаживается. Они как бы умышленно отвлекаются от самого
ядра индивидуума и рассматривают его как хороший или плохой регистрационный аппарат.
Несомненно, глубокая мысль лежит в том, что в немецком языке слова «bеmеrкеn» и
«mеrкеn» одного и того же корня. То, что возбуждает внимание вследствие естественной
созданности своей, – запоминается. То, о чем мы вспоминаем, первоначально должно было
вызвать интерес к себе, если же мы что-нибудь забыли, то ясно, что мы в этом
обстоятельстве принимали самое ничтожное участие. У религиозного человека прочнее
всего врезываются в память религиозные учения, у поэта – стихи, у мистика чисел – числа.
Здесь можно вернуться к содержанию предыдущей главы и обосновать особую
твердость памяти у гениальных людей еще другим путем. Чем гениальнее человек, тем
больше он вмещает в себе человеческих типов и человеческих интересов, это в свою очередь
предполагает и значительные размеры его памяти. В общем, для всех людей одинаково
открыта возможность «перцепировать» явления окружающей среды, но большинство
«апперцепирует» из бесконечного множества явлении только бесконечно малую часть их.
Для гения идеалом является такое существо, у которого число «апперцепции» равно числу
«перцепции Такого существа в действительности нет. С другой стороны, не существует
также человека, который ограничился бы одними „перцепциями“ и никогда не
„апперцепировал бы“. Уже по одному этому должны существовать всевозможные степени
гениальности, в крайнем случае, нет ни одного мужчины, который абсолютно был бы лишен
гениальности. Все же совершенная гениальность остается идеалом. Нет человека,
совершенно лишенного апперцепции, как нет человека с универсальной апперцепцией
(которую мы впоследствии отождествим с совершенной гениальностью). Апперцепция, как
усвоение, пропорциональна памяти, как обладанию, в смысле объема и твердости ее. Так
тянется непрерывный ряд ступеней от человека, живущего отдельными бессвязными
моментами, лишенными для нет всякого значения, такого человека в действительности нет, к
человеку, который живет непрерывной жизнью, оставляющей в его памяти след на вечные
времена (так интенсивно он все воспринимает!). Такого человека в действительности тоже
нет: даже величайший гений гениален не во все периоды своей жизни.
Первым подтверждением этого взгляда о непреложном соотношении между памятью и
гениальностью, как и изложенной здесь дедукции из этого взгляда, может служить
неимоверная память, которую проявляют гениальные люди по отношению к мелочам, к
самым второстепенным сторонам какого-либо явления. При универсальности их природы
все обладает для них одинаковым, часто для них самих не ясным значением. А потому
всевозможные детали само собою неизгладимо запечатлеваются в их памяти, врезываются в
нее без особых усилий, без особенной внимательности со стороны. Мы уже здесь обратим
наше внимание на ту мысль, которая впоследствии будет глубже разработана, что
гениальный человек в разговоре о давно минувших событиях никогда не скажет, например,
«это неправда», не скажет ни себе, ни кому-либо другому. Правильнее было бы думать, что
для него нет ничего такого, в чем он не ощущал бы известной степени достоверности именно
потому, что он восприимчивее всех прочих людей к различным изменениям предметов,
происшедшим в процессе их жизни.
В качестве верного средства испытать дарование какого-либо человека можно
порекомендовать следующее: в течение более или менее продолжительного времени
избегать всяких встреч с ним, и при первой после этого перерыва встрече завязать разговор,
близко касающийся содержания встречи, происшедшей до перерыва. Уже с самого начала
можно будет заметить, как живо сохранил он в своей памяти все подробности ее, как сильно
