 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
которые по праву могли бы быть названы гениальными. В дальнейшем изложении мы
постараемся обосновать целый ряд положений, которые решительно высказываются против
подобного предположения. К тому же выдвинутые нами раньше критерии одаренности едва
ли привели бы нас к открытию таких гениальных индивидуумов среди животных. Мы не
отрицаем возможности существования талантов в мире животных, как возможны они среди
людей, которые еще не сделались гениальными. Но мы имеем все основания полагать, что у
них отсутствует та «искра Божия», о которой так много говорили до Мороде-Тура, Ломброзо
и Макса Нордау. Подобное отрицание за ними «искры Божией» не есть выражение ревности
или робкого опасения за привилегии человека, нет, его можно обосновать очень вескими
соображениями.
Чего только нельзя объяснить тем фактом, что гений впервые появился среди людей!
Решительно все: весь «объективный дух», или другими словами, то, что один только человек
среди других живых существ обладает историей.
Разве всю человеческую историю (конечно, духовную, но не например, историю войн)
нельзя объяснить с помощью одного только факта появления гения, с помощью тех толчков,
которыми он двигал вперед прогресс человечества, с помощью тех подражаний, которые
вызывал он в обезьяноподобних существах? Разве не к этой причине нужно свести
возникновение архитектуры, земледелия и, прежде всего, языка? Каждое слово было
первоначально создано одним человеком, стоявшим выше окружающей его среды, факт,
который можно наблюдать повсюду еще и в настоящее время (здесь, конечно, следует
оставить в стороне названия технических изобретений). Да и как оно могло возникнуть
иначе? Первоначально слова были «звукоподражательными». В них помимо воли творящего
проникало нечто похожее на то душевное состояние, в котором находился человек,
произносивший их. Все слова вообще были первоначально тропами, так сказать,
звукоподражаниями второго порядка, метафорами, сравнениями: прозы не существовало,
всякая проза была поэзией. Таким образом, большинство гениев совершенно исчезло для
нас. Стоит только подумать о пословицах, даже самых тривиальных в настоящее время, как,
например, «рука руку моет». Да, ведь это много лет назад произнес впервые какой-нибудь
гениальный человек! Сколько различных цитат из классических авторов, сколько слов
Христа кажутся нам какими-то пословицами, не связанными в своем происхождении с
каким-нибудь человеком, сколько труда нам стоит прийти к той мысли, что нам знаком автор
этих выражений. Поэтому ошибочно говорить о «мудрости языка», о преимуществах и
удачных выражениях французской речи. Как создателем «народной песни», так и создателем
языка является далеко не народная масса. Такими взглядами мы проявляем свою
неблагодарность к отдельным людям с тем, чтобы незаслуженно расхваливать народ. Гений,
проявивший свое творчество в сфере языка, благодаря своей универсальности не
принадлежит к той ациональности, из которой он произошел и на языке которой он выразил
свою духовную сущность. Известная национальность оценивает сущность своих гениев и
таким образом составляет себе некоторое понятие идеала. Но этот идеал является
путеводной звездой, конечно, для других, а не для самого гения. По тем же соображениям
мы рекомендовали бы побольше осторожности во всех тех случаях, когда психологию языка
относят без всяких предварительных исследований к принадлежностям психологии народов.
В языке кроется поразительная мудрость потому, что он является созданием отдельных
выдающихся людей. Если такой глубокий мыслитель, как Яков Беме, всецело предался
научным изысканиям в области этимологии, то ведь этот факт сам по себе имеет гораздо
большее значение, чем ему приписывает какой-нибудь историк философии. От Бэкона до
Фрица Маутнера критикой языка занимались только плоские умы.
Для гения язык – не предмет критики, а творчество. Он создает язык, как и все другие
духовные ценности, которые составляют истинную основу культуры, «объективный дух».
Отсюда ясно, что вневременный человек – это тот, который создает историю. Только люди,
стоящие вне причинной цены исторических явлений, могут создать историю. Ибо только они
стоят в неразрывной связи с абсолютно вневременным, с ценностью, которая дает их
