 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
человек – это не тот, которого одна волна исторического движения выбрасывает наружу, а
другая нова затопляет, ибо все прошедшее и будущее кроется в вечности его духовного
взгляда. Сознание бессмертия в нем особенно ярко, так как мысль о смерти не пугает его. Он
стоит в отношениях страстной влюбленности к символам и ценностям, в то время, как
оценивает и осмысливает все, лежащее как внутри, так и вне его. Он самый свободный
мудрый человек, вместе с тем самый нравственный, и только поэтому он особенно сильно
страдает под гнетом того, что в нем самом еще не озарено светом сознания, хаотично, слепо,
как рок.
Теперь зададимся вопросом, что происходит с нравственностью великих людей по
отношению к другим людям? Ведь это единственная Дорма, в которой по мнению широкой
публики, и может проявиться истинная моральность. По тому же взгляду, безнравственность
самым последовательным образом связана с уголовным кодексом! С другой стороны, разве
не в этой именно области великие люди проявляли самые подозрительные черты своего
характера? Разве не приходилось очень часто прощать им самые позорные поступки: черную
неблагодарность, величайшую черствость, развращенность натуры?
Художник и мыслитель остаются неизменно верными самим себе. Они делают это с
тем большей решительностью, чем они гениальнее. Правда, они иногда могут обмануть
ожидания многих. Мыслим, например, такой случай, когда человек, стоя в отношениях
временной общности духовных интересов с гением, впоследствии теряет свой могучий
духовный размах. Он, конечно, не прочь будет приковать орла к земле (Лафатер и Гете). Вот
где лежит причина того, что все в один голос признали великих людей аморальными.
Фредерика из Зезенгейма меньше беспокоилась по поводу своей участи, чем это делал Гете
по отношению к ней. Ему, правда, этого ни в коем случае простить нельзя, но счастье, что он
далеко не все рассказал нам о своих отношениях к этой женщине. Ведь уже и без того нашим
современникам кажется, что они его совершенно поняли, и только на основании одного
туманного намека, одной тончайшей снежной пелены, окутывающей бессмертную часть его
«Фауста», объявляют его жизнерадостном олимпийцем. Но нужно быть справедливым:
никто лучше его самого не знал, как велика его вина, и, надо полагать, он в достаточной мере
расскаивался по поводу всего происшедшего. И когда ворчливая брюзга, которая в жизни
своей не понимала и никогда не поймет Шопенгауэрской теории искупления и самого
смысла нирваны, ставит ему в упрек то обстоятельство, что этот философ весьма ревниво
защищал свое право собственности, то на подобный собачий лай я считаю лишним даже
отвечать.
Следует считать доказанным, что гениальный человек отличается высшей
нравственностью по отношению к самому себе: он не позволит насильственно привить ему
чужое мнение и тем умалить значение своего собственного «я». Правда, чужое «я» и его
взгляды он резко отличает от своего «я», от своих взглядов. Вместе с тем, он воспринимает
чужое мнение не пассивно: болезненна и мучительна для него мысль о том, что он в тот или
иной момент ограничивается одним только восприятием. Он будет всю свою жизнь помнить
ложь, произнесенную им сознательно, и не в состоянии будет ее легкомысленно,
«подионисовски» стряхнуть. Особенно мучительны страдания гениального человека, когда
они случайно натыкаются на какую-нибудь произнесенную ложь, которой они совершенно
не сознавали в момент разговора, или ложь, благодаря которой они ввели самих себя в
заблуждение. Прочие люди, не ощущают столь сильной потребности в истине, поэтому
глубже утопают в лжи и заблуждении. Вот где причина того, что они так мало понимают
самый смысл и страстность борьбы великих людей против «лжи жизни».
Выдающийся, гениальный человек – это тот, в котором вневременное «я» окончательно
утвердило свое господство, который стремится поднять свою ценность перед своим
умопостигаемым «я», перед своей моральной и интеллектуальной совестью. Он тщеславен
прежде всего перед самим собою: в нем нарождается потребность импонировать самому себе
(своим мышлением, поступками, творчеством). Подобного рода тщеславие особенно
характерно для гения: он несет в себе самом сознание своей ценности и награды и
