 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
В общественных науках связь между наблюдаемым явлением и наблюдателем очень трудно свести к
минимуму. С одной стороны, наблюдатель может оказывать значительное влияние на явление,
привлекшее его внимание. При всем уважении к разуму, умению и честности намерений моих друзей-
антропологов, я не могу поверить, что любое исследованное ими сообщество останется тем же самым
после этого исследования. Не один миссионер, приводя первобытные языки к письменной форме,
закреплял в качестве вечных законов таких языков плоды своего собственного непонимания. В
общественных обычаях народа много такого, что рассеивается и искажается при первом же
обследовании. В несколько другом смысле, чем обычно принято, можно сказать: traduttore traditore
.
С другой стороны, ученый-социолог не может взирать на свои объекты с холодных высот вечности и
вездесущности. Возможно, существует массовая социология человеческих инфузорий, наблюдаемых
подобно популяциям дрозофил в сосуде; но в этой социологии мы, эти самые человеческие инфузории,
не особенно заинтересованы. Мы не очень интересуемся подъемами и падениями, радостями и
страданиями человечества sub specie aeternitatis
. Антрополог описывает обычаи, относящиеся к жизни,
воспитанию, деятельности и смерти людей, имеющих в общем такой же масштаб жизни, как и его
собственный. Экономиста, главным образом, интересует предсказание таких экономических циклов,
которые протекают менее чем за одно поколение или, по крайней мере, отражаются на человеке
различным образом в различные периоды его жизни. Теперь мало таких политических философов,
которые старались бы ограничить свои исследования миром платоновских идей. Другими словами, в
общественных науках мы имеем дело с короткими статистическими рядами и не можем быть уверены,
что значительная часть наблюдаемого нами не создана нами самими. Исследование фондовой биржи,
вероятно, перевернет всю фондовую биржу. Мы слишком хорошо настроены на объекты нашего [c.247]
исследования, чтобы представлять из себя хорошие зонды. Короче говоря, будут ли наши исследования
в общественных науках статистическими или динамическими – а они должны быть и теми и другими, –
они могут иметь точность лишь до очень небольшого числа десятичных знаков и в итоге никогда не
доставят нам такого количества проверяемой, значащей информации, которое было бы сравнимо с тем,
что мы привыкли ожидать в естественных науках. Мы не можем позволить себе пренебрегать
социальными науками, но не должны строить преувеличенных надежд на их возможности. Нравится ли
это нам или нет, но многое мы должны предоставить “ненаучному”, повествовательному методу
профессионального историка. [c.248]
ЗАМЕЧАНИЕ
Существует один вопрос, относящийся собственно к этой главе, хотя он никоим образом не является ее
кульминационным пунктом. Это вопрос о том, можно ли построить машину, играющую в шахматы, и
являются ли способности такого рода существенным отличием человеческого разума от машины.
Заметим, что мы не поднимаем вопроса о том, можно ли построить шахматную машину, которая будет
вести оптимальную игру в смысле фон Неймана. Даже наилучший человеческий мозг не может
приблизиться к решению этой задачи. С другой стороны, не вызывает сомнения возможность
построения машины, которая будет играть в шахматы в том смысле, что она будет следовать правилам
игры безотносительно к ценности ходов. Построить такую машину по существу не труднее, чем
построить систему блокировки сигналов для железнодорожного сигнального поста. Реальная задача
является промежуточной – построить машину, которая будет служить интересным противником для
игрока какого-нибудь одного из многих уровней, по которым располагаются шахматисты. [c.248]
Я думаю, что можно построить сравнительно грубое, но не совсем тривиальное устройство такого
назначения. Машина должна перебирать – по возможности с большой скоростью – все свои допустимые
ходы и все допустимые ответы противника на два или три хода вперед. Каждой последовательности
ходов она должна приписывать определенную условную оценку. Мат противнику получает на каждой
стадии наивысшую оценку, получение мата – самую низшую; потеря фигур, взятие фигур противника,
шахование и другие характерные ситуации должны получить оценки, не слишком отличающиеся от тех,
какие дали бы им хорошие шахматисты. Первый из всей последовательности ходов должен получать
оценку, сходную с той, которая была бы ему дана по теории фон Неймана. Когда у машины есть один
ход и у противника один ход, машина оценивает каждый вариант своего хода по минимальной оценке
ситуации, получаемой после перебора всех возможных ответов противника. Когда машина и противник
имеют по два хода, машина оценивает каждый вариант своего первого хода по минимальной оценке
