 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
биоэнергетический анализ А. Лоуэна и имплозивную терапию Т. Стампфла. На наш взгляд, такая точка
зрения не является бесспорной. Слишком уж различны между собой телесные виды терапии (В. Райх и
А. Лоуэн) и имагинальная техника имплозивной терапии Т. Стампфла, чтобы объединять их в один вид
психотерапии. С не меньшим основанием в этот вид психотерапии можно включить и клиент-
центрированную терапию К. Роджерса, в рамках которой акцент делается не на стимуляцию вербальной
продукции, а на активизацию чувственных переживаний. С. Гроф (1993) вводит первичную терапию в
рубрику «Экзистенциальная и гуманистическая психотерапия». Очевидно, что первичная терапия имеет
выраженный катартический эффект и на этом основании может быть причислена к катартическим
техникам.
Мы полагаем, что между достаточно эффективной техникой первичной терапии и ее
незатейливой, несколько упрощенной теорией существует своеобразный «зазор». Суть в том, что
реальный процесс терапии оказывается шире и глубже, чем концептуальные рамки такой терапии.
Поэтому определить место этой психотерапии в системе психотерапевтического знания достаточно
сложно. На деле эта терапия занимает особое положение. Терапевтов, прошедших специальное
обучение данной технике, очень немного, другими направлениями этот вид терапии игнорируется,
студенты, изучающие другие виды психотерапии, даже не рассматривают первичную терапию, наконец,
отсутствуют сравнительные исследования эффективности этой терапии. Можно сказать, что первичная
терапия несоотносима с общей психотерапевтической культурой.
Первая книга Янова называлась «Первичный крик. Первичная терапия. Лечение неврозов»
(Primal scream, Primal Therapy. The cure for Neurosis;
1970) [На русском языке книга издана под
названием «Первобытный крик» (М., 1997)]. Этот вид психотерапии не может быть назван
«психотерапией первичного крика», так как процесс терапии вызывает не только крик (крик только
одна из возможных реакций), но и плач, рыдания, стон и т. п. Такие реакции, или, выражаясь словами
Янова, преднамеренно вызванные «примитивности» (primals) пациентов являются результатом не
механических упражнений (типа восклицания: «Мама, мама!»), а глубоко протекающего
эмоционального процесса, связанного с воспоминаниями о ранних травмах.
Теория психопатологии
Ребенок, приходя в мир, обладает одной главной потребностью — потребностью быть любимым,
быть принятым. При нарушении процесса социализации ребенка в семье эта потребность
фрустрируется, не удовлетворяется. За счет эффекта кумуляции фрустрация нарастает: накапливаются
глубокие обиды, которые ребенок не может (не имеет права) выразить по отношению к собственным
родителям. Первоначально такие обиды существуют только как травмирующие эмоциональные
переживания, которые подлежат подавлению. Янов указывает, что ребенок, подавивший свое первое
болезненное чувство, еще не является невротиком, но он уже пошел по пути к неврозу. Как правило, в
возрасте 5-7 лет возникает одно из наиболее травмирующих событий в жизни ребенка. Это событие
накладывается на уже существующие обиды и огорчения, резко усиливая их травматичность для
сознания. Такое событие Янов называет главной сценой первопричины. Под его влиянием происходит
резкое усиление травмирующих воспоминаний и переживаний, связанных с обидами, отвержениями,
оскорблениями и т. п. Для каждого конкретного ребенка травмирующий опыт представляет собой
«резервуар» сходных болевых воспоминаний, источником которых является одно базовое чувство,
например страх, боязнь быть наказанным отцом. Иными словами, главная сцена первопричины
переполняет чашу терпения ребенка. Эта негативная, эмоционально высокозаряженная структура
вызывает настолько глубокую боль, что не может оставаться в сознании и подлежит вытеснению.
Помимо этого травмирующее событие способствует вербальному оформлению травмы. Если
ранее ребенок лишь эмоционально переживал травму, то в результате главной первопричины он
приходит к разрушающему выводу: «Если я буду самим собой, меня не примут. Я буду в постоянной
боли. Оставаться же с болью — это риск безумия или смерти. Позвольте мне подавить мои болезненные
воспоминания о том, что я нелюбим. Разрешите мне исказить себя так, чтобы родители могли полюбить
меня. Если я стану чистым, покорным, больным или асексуальным, то смогу существовать. В
противном случае боль существования нестерпима» (цит. по: Prochaska & Norcross, 1994, р 240).
Такое дополнение переживаний и лишений осознанием катастрофы, неисправимости ситуации,
как правило, происходит в возрасте 5-7 лет, когда «ребенок уже способен обобщить конкретный опыт,
может попять значение любого события, происшедшего спим в прошлом» (Янов, 2000, с. 158). Ребенок,
