 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
прекрасным языком, Вашей эрудицией, широтой Вашего горизонта, тактичностью, с которой Вы
опровергаете меня. Хорошо известно, что любого можно вспугнуть большим количеством похвал...
Естественно, благодаря этому Вам не удалось убедить меня. Я всегда ограничивал себя первым этажом
и фундаментом здания. Вы подчеркиваете, что, изменив свою точку зрения, любой сможет увидеть
более высокие этажи, где живут такие видные гости, как религия, искусство и т. д. Я уже нашел место
для религии, расположив ее в категории "неврозов человечества". Но, возможно, наш спор и наши
различия будут сглажены только через столетия» (цит. по: Экзистенциальная психология, с. 26). В
другом письме он добавлял: «В отличие от большинства других, несмотря на Ваше интеллектуальное
расхождение со мною, Вы не стали разрушать наши личные отношения. Вы даже не догадываетесь,
насколько приятно общаться со столь тонко чувствующей душой».
Бинсвангер неоднократно встречался как с Э. Гуссерлем, так и с М. Хайдеггером. О значении
философских идей последнего он сказал так: «Хайдеггер вручает психиатру ключ, при помощи
которого он может, не будучи связанным предубеждениями какой-либо научной теории, установить и
описать исследуемые им феномены в полном их феноменальном содержании и соответствующем
контексте» (цит. по: Холл, Линдсей, с. 264).
Бинсвангер был выдающимся психиатром, являлся действительным или почетным членом
десятка медицинских академий, а в 1956 г. ему была вручена высшая для психиатра награда — медаль
Э. Крепелина.
Прежде всего Бинсвангер предпринял попытку реформирования психоаналитического учения
как системы, выводящей религию и мораль из инстинктивных влечений. [В своей небольшой книге,
написанной по просьбе Анны Фрейд, Л. Бинсвангер вспоминал об одной беседе с З. Фрейдом, который
говорил: «Человечество всегда знало, что оно обладает духом, я должен был показать, что имеются
также инстинкты». Но когда Бинсвангер, воодушевившись его словами о духовности человека, стал
говорить о несводимости религиозных феноменов к каким-либо другим, Фрейд коротко ответил:
«Религия происходит из бессилия и страха детского возраста и раннего периода человечества» — и с
улыбкой показал рукопись «Будущего одной иллюзии» (цит. по: Руткевич, с. 80).] Он считал, что
«только теоретически и абстрактно инстинкт и дух могут быть разделены... Если Ницше и психоанализ
показали, что инстинктивность, особенно в форме сексуальности, выходит за свои пределы, чтобы
достичь вершин человеческой духовности, то мы должны попытаться показать тот уровень, до
которого, выходя за свои пределы, доходит духовность — глубочайшие равнины "витальности".
Другими словами, мы должны постараться показать, как можно говорить о религиозной, моральной и
эстетической жизни в тех сферах человеческого существования, которые до сих пор казались
подвластными витальной и инстинктивной жизни» (цит. по: Руткевич, с. 80).
Кроме того, психоанализ не устраивал его по тем же причинам, что и любые другие
«объясняющие» подходы к человеческому сознанию. В научных теориях, писал Бинсвангер,
«реальность феноменального, его уникальность и независимость поглощаются гипотетическими
силами, влечениями и управляющими ими законами» (цит. по: Руткевич, с. 81). Экзистенциальный
анализ, с его точки зрения, должен разорвать путы всех специализированных научных концепций
человека и описать человеческое существование в его целостности, т. е. антропологически. [Важно
отметить, что во многом такая критика была связана с тем, что Л. Бинсвангер, в отличие от
большинства психоаналитиков, в своей лечебной практике имел дело с пациентами, у которых
наблюдались ярко выраженные психотические расстройства, что требовало теоретического решения
ряда вопросов, на которые в тот момент традиционный психоанализ был не в силах дать ответ.]
Соответственно Бинсвангер отвергал и принцип каузального объяснения психических явлений,
ибо субъективный смысл и причинность, по его мнению, исключают друг друга. «Объективистские»
концепции не дают истинного понимания душевной жизни невротика. Опыт индивида не должен
сводиться к научным понятийным конструкциям, а должен интерпретироваться в его собственных
терминах. Субъекту, в том числе и душевнобольному, дано то, что ориентирует его в мире,
«возможности», которые им реализуются, определенная настроенность. Поэтому, сколь бы странным ни
казался мир того или иного человека, он всегда должен быть понят как осмысленный через осознание
потребностей, чувств, забот, эмоций этого человека. В нем всегда присутствуют внутренние
пространство и время, специфическая окраска, настроенность на других людей. Вопреки
представлениям, свойственным ортодоксальной психиатрии и психоанализу, не существует
«нормальной», одинаковой для всех реальности. Мир безумца — осмысленный мир, даже если это не
наш смысл. Это «его собственный мир», который психотерапевт должен понять. [Поэтому Л.
Бинсвангер отвергает и традиционную психоаналитическую технику интерпретации сновидений. С его
