Navigation bar
  Print document Start Previous page
 122 of 321 
Next page End  

достигает экстравертного сознания, то есть отношения к реальному миру. Хотя прометеевская сторона,
то есть художник, интуитивно постигает высокую ценность этого произведения, однако его личное
отношение к миру настолько подвластно во всех отношениях традиции, что произведение
воспринимается именно лишь как произведение искусства, а не как еще и то, что оно на самом деле есть,
то есть не как символ, означающий обновление жизни. Но для того чтобы оно вышло из рамок чисто
эстетического значения и вступило в действительность, оно должно было бы войти и в жизнь, и притом
так, чтобы оно было воспринято ею и переживалось в ней. Но если установка оказывается, главным
образом, интровертной и направленной только на абстракцию, тогда функция экстраверсии является
неполноценной, то есть скованной коллективным ограничением. Это ограничение не допускает, чтобы
созданный душою символ стал живым. От этого сокровище утрачивается; но нельзя действительно
жить, если «бог», то есть высшая, жизненная ценность, выраженная в символе, не может стать живою.
Поэтому утрата сокровища означает вместе с тем и начало гибели Эпиметея.
И вот, начинается энантиодромия: вместо того чтобы за хорошим состоянием, как склонны
полагать рационалисты и оптимисты, следовало еще лучшее — потому что ведь все движется в
«восходящем развитии», — человек с отменной совестью и общепризнанными в их значении
нравственными принципами заключает договор с бегемотом и его злой свитой и даже продает черту
вверенных ему детей божиих. Психологически говоря, это означает, что коллективная,
недифференцированная установка по отношению к миру убивает высшие ценности человека и тем
самым становится разрушительной силой, действенность которой возрастает до тех пор, пока
прометеевская сторона, то есть именно идейная и абстрактная установка, не отдаст себя на служение
душевному сокровищу и, в качестве истинного мирового Прометея, не зажжет нового огня.
Шпиттелеровский Прометей должен выйти из своего одиночества и с опасностью для жизни сказать
людям, что они заблуждаются и в чем именно они заблуждаются. Он должен признать неумолимость
истины, подобно тому как гетевский Прометей, в лице Фильэроса, должен испытать неумолимость
любви.
Что деструктивный элемент в эпиметеевской установке действительно есть не что иное, как
традиционная и коллективная ограниченность, это ясно обнаруживает бешеная ярость Эпиметея против
«ягненочка», являющегося прозрачной карикатурой на традиционное христианство. В этом аффекте
прорывается нечто, хорошо известное нам по «празднику осла» в «Заратустре», вышедшем в свет
приблизительно в то же время. В этом выражается целое течение современности.
В самом деле, человек постоянно забывает, что нечто, бывшее когда-то добром, не может
оставаться добром всегда и вечно. Однако он долго еще идет по старым путям, которые когда-то были
хороши, идет и тогда, когда они уже стали плохими, и лишь ценою величайших жертв и неслыханных
усилий может он освободиться от иллюзии и понять, что то, что когда-то было хорошо, ныне, быть
может, устарело и уже не хорошо. Так бывает с человеком и в малом, и в большом. Ему едва-едва удается
отрешиться от некогда хороших путей и обычаев своего детства, даже тогда, когда вредность их давно
уже доказана. То же самое, но в гигантском увеличении происходит и с изменением исторической
установки. Всеобщая установка соответствует религии, а смены религий принадлежат к самым
мучительным моментам мировой истории. Конечно, наше время отличается в этом отношении таким
ослеплением, равное которому трудно найти. Думают, что достаточно признать какую-нибудь
исповедную формулу неправильной и неверной, чтобы психологически освободиться от всех
традиционных влияний христианской или иудейской религии. Верят в просвещение, как если бы
интеллектуальное изменение могло каким-нибудь образом оказать более глубокое влияние на душевные
процессы или даже на бессознательное! При этом совершенно забывают, что религия двух прошедших
тысячелетий есть психологическая установка, особого рода приспособление к внутреннему и внешнему
миру, создающее определенную форму культуры и тем самым некую атмосферу, на которую
интеллектуальное отрицание не имеет никакого влияния. Правда, интеллектуальные уклонения важны
симптоматически, как показатель грядущих возможностей, но более глубокие слои психики долго еще
продолжают работать в прежней установке, повинуясь психической инерции. Вот почему
бессознательное сохранило в себе язычество живым. Легкость, с которой восстает античный дух, можно
наблюдать в эпоху Ренессанса. Легкость, с которой восстает гораздо более древний примитивный дух,
можно наблюдать в наше время, быть может еще лучше, чем в какую-нибудь другую исторически
Hosted by uCoz