 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
во-первых, питает естественное нерасположение к выставлению чувств напоказ, и, во-вторых, потому,
что он боится некорректностью вызвать в своих ближних беспокоящие раздражения, то есть аффекты.
Он боится неприятных аффектов в других, потому что он приписывает другому свою собственную
сензитивность, а быстрота и порывистость экстравертного человека всегда и не раз уже причиняли ему
расстройство. Он вытесняет свое чувство, от этого оно иногда разрастается до страсти и потому
воспринимается им самим уже слишком отчетливо. Эмоции, которые его мучают, хорошо известны ему.
Он сравнивает их с теми чувствами, которые выказывают ему другие, конечно прежде всего люди
экстравертного чувствующего тина, и находит, что его собственные «чувства» — совсем другие
сравнительно с чувствами других людей. Поэтому он приходит к мысли, что его «чувства» (точнее
сказать: его эмоции) единственны в своем роде, то есть индивидуальны. Естественно, что они
отличаются от чувств экстравертного чувствующего типа, ибо эти последние являются
дифференцированным орудием приспособления и потому они лишены той «настоящей страстности»,
которой отличаются внутренние чувства интровертного мыслительного типа. Однако страсть,
характеризующаяся влечением, имеет в себе мало индивидуального, и если она есть, то она присуща
одинаково всем людям. Только дифференцированное может быть индивидуальным. Поэтому в
проявлении сильных аффектов различие между типами тотчас же стирается, уступая место общему,
«слишком человеческому». В действительности, по моему мнению, экстравертный чувствующий тип
претендует в первую очередь на индивидуальность чувства, ибо его чувства дифференцированы; но
относительно своего мышления он впадает в такую же иллюзию. У него есть мысли, которые его
мучают. Он сравнивает их с теми мыслями, которые высказываются в окружающей его среде, то есть
прежде всего людьми интровертного мыслительного типа. Он находит, что его мысли мало согласуются
с теми, поэтому он считает их индивидуальными, а себя самого, быть может, оригинальным
мыслителем; или же он совсем вытесняет мысли, потому что ведь никто же, кроме него, не думает
ничего такого. В действительности же это мысли, которые имеются у всего света, но которые редко
высказываются вслух. Итак, по моему мнению, вышеприведенное утверждение Гросса проистекает из
субъективной иллюзии, которая, однако, вместе с тем является общим правилом.
«Повышенная контрактивная сила дает возможность самоуглубления в предметы, лишенные уже
всякого непосредственного жизненного интереса». /72- S.65/ Этими словами Гросс отмечает
существенную черту интровертного душевного уклада: интровертный имеет склонность развивать
мысль саму по себе, совершенно отвлекаясь от всякой внешней действительности. В этом имеется и
преимущество и опасность. Это большое преимущество — уметь развивать мысль абстрактно
независимо от чувственности. Опасность же состоит в том, что от этого ход мыслей удаляется от всякой
практической применимости, вследствие чего пропорционально понижается его жизненная ценность.
Поэтому интроверту всегда грозит опасность слишком уйти от жизни и слишком рассматривать вещи в
их символическом аспекте. Гросс подчеркивает и эту черту. Однако и у экстравертного положение не
лучше, но только вещи даны ему иначе. Он обладает способностью настолько сокращать свою
вторичную функцию, что переживает почти исключительно позитивные первичные функции, то есть он
вообще не всматривается больше ни во что, а в каком-то опьянении несется поверх действительности,
вещей больше не видит и не реализует, а только пользуется ими еще как возбуждающими средствами.
Эта способность является большим преимуществом, потому что при помощи ее можно бывает вывести
себя из целого ряда трудных ситуаций («Ты погиб, как только ты поверил в опасность». Ницше); но она
является и большим минусом, потому что в конце она завершается катастрофой, ибо она часто заводит в
почти неразрешимый хаос.
Гросс выводит из экстравертного типа так называемых цивилизующих гениев, а из
интровертного типа так называемых гениев культуры. Первая форма соответствует «практическому
осуществлению», последняя — «абстрагирующему измышлению». В заключение Гросс выражает свое
убеждение в том, что «наше время особенно нуждается в суженно-углубленном сознании в
противоположность прежним временам, которые имели сознание более широкое и более плоское». /72-
S.68/ «Нас радует идейное, глубокое, символическое. Через простоту к гармонии — вот в чем искусство
высшей культуры».
Конечно, Гросс писал эти слова в 1902 году. А теперь? Если по этому вопросу вообще
позволительно высказать мнение, то нам пришлось бы сказать: мы, очевидно, нуждаемся как в том, так и
