 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
чувства, интроверту очень долго еще присуща известная неловкость, настоящий инфантилизм в личном
отношении, то есть в том элементе, который англичане называют «personality». Его личные проявления
до того неуверенны и неопределенны и сам он в этом отношении так чувствителен, что он может
решиться показать себя окружающим лишь с таким произведением, которое кажется ему совершенным.
Кроме того, он предпочитает, чтобы его произведение говорило за него, вместо того чтобы лично
выступать в защиту своего труда. Конечно, вследствие такой установки он так поздно появляется на
мировой сцене, что его легко можно назвать человеком с запоздалой духовной зрелостью. Однако такое
поверхностное суждение совершенно упускает из виду то обстоятельство, что в человеке, по-видимому
рано созревшем и вовне дифференцированном, инфантилизм просто остается внутри, в его отношении к
его внутреннему миру. В жизни человека с ранней зрелостью этот факт обнаруживается лишь позднее,
например в форме моральной незрелости или, как это очень часто бывает, в поразительном
инфантилизме мышления. Оствальд верно замечает, что обычно романтик имеет более благоприятные
возможности развития и расцвета, чем классик. Именно он открыто и убедительно выступает перед
публикой и непосредственно проявляет свое личное значение во внешних реакциях. Благодаря этому у
него быстро устанавливается множество ценных отношений, оплодотворяющих его работу и
благоприятствующих ее развитию в ширину.
/89- S.377/ Напротив, классик остается скрытым;
недостаток личных отношений ограничивает расширение сферы его деятельности, но от этого
деятельность его выигрывает в смысле глубины, а плоды его труда — в смысле длительного значения.
Вдохновение присуще обоим типам; однако у экстравертного «от избытка чувств уста глаголят»,
тогда как интровертному вдохновение смыкает уста. Поэтому он не зажигает вдохновения и в
окружающей его среде, и потому он не имеет и круга единомыслящих сотрудников. Если бы даже у него
была охота и жажда сообщения, то лаконизм его выражений и обусловленное этим удивленное
непонимание его со стороны публики отпугнуло бы его от дальнейших сообщений, ибо очень часто
никто и не ожидает от него, чтобы он имел сообщить что-нибудь в каком-нибудь отношении
необыкновенное. Его выражения, его личность представляются обыкновенными для поверхностного
суждения, тогда как романтик нередко с самого начала кажется уже «интересным» и обладает искусством
подчеркивать еще это впечатление как дозволенными, так и недозволенными средствами. Эта
дифференцированная способность выражаться является подходящим фоном для значительных мыслей и,
идя навстречу недостаточному пониманию публики, помогает автору перескочить через пробелы его
мышления. Поэтому Оствальд, отмечая успешную и блестящую преподавательскую деятельность
романтика, устанавливает нечто совершенно верное для этого типа. Романтик эмпатирует своим
ученикам и поэтому находит подходящее для каждого данного момента слово. Наоборот, классик
пребывает в своих мыслях и проблемах и потому совершенно не замечает затруднений в понимании
ученика. О классике Гельмгольце Оствальд говорит /89- S.374/: «Несмотря на его колоссальные
познания, на его огромный опыт и на его творческий дух, он никогда не был хорошим учителем: он
реагировал не мгновенно, а только через некоторое время. Если ученик предлагал ему какой-нибудь
вопрос в лаборатории, то он обещал подумать об этом и действительно приносил ответ через несколько
дней. Но ответ оказывался столь далеким от позиции ученика, что последний лишь в очень редких
случаях мог установить связь между испытанным затруднением и той завершенной теорией общей
проблемы, которую ему преподносил учитель. Таким образом, не было не только мгновенной помощи, в
которой главным образом и нуждался начинающий, но и руководства, непосредственно
приспособленного к личности ученика, руководства, благодаря которому ученик, развиваясь мало-
помалу, доходит от естественной вначале несамостоятельности до совершенного владения избранной
научной сферой. Все эти недостатки проистекают совершенно непосредственно из того, что учитель не
в состоянии немедленно реагировать на возникшую потребность в разъяснении, а нуждается для
жданного и желанного воздействия в таком количестве времени, что из-за него погибает и самое
воздействие».
Объяснение Оствальда ссылкой на медленную реакцию у интроверта кажется мне
недостаточным. Нельзя доказать, что Гельмгольц отличался незначительной быстротой реакции. Но
только он реагировал не во внешнем направлении, а во внутреннем. Он не обладал эмпатией в
отношении к ученику, и поэтому он не понимает, чего хочет ученик. Так как он всецело установлен на
свои мысли, то он реагирует не на личное желание ученика, а на мысли, возбужденные в нем его
