 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
переданы русскими выражениями: мягкосердечный и жестокосердечный; слово mind непереводимо, ибо
в нем нераздельно слиты оба элемента: голова и сердце. Tough = zan = цепкий; здесь в том смысле, что
«позитивист» крепко держится фактических данных (объективизм), тогда как «идеолог» нежно привязан
к своему «я» (субъективизм).] Ясно, что здесь речь идет о двух противоположных тенденциях либидо:
идеологи являются представителями интроверсии, позитивисты — представителями экстраверсии.
По Джемсу, характерной чертой идеологов является рационализм: идеологи — люди принципов
и систем; они утверждают, что властвуют над опытом и превосходят его своими абстрактными
рассуждениями, логическими дедукциями, своими чисто рациональными концепциями. Факты мало
заботят их, и эмпирическая множественность явлений нисколько их не беспокоит: они насильственно
вводят данные в свои идеологические построения и все сводят к своим предпосылкам. Достаточно по
этому поводу вспомнить Гегеля, который a priori установил число планет! В области психопатологии мы
находим такого рода философствование у параноиков: не обращая внимания на опровержения, которые
дает им опыт, они навязывают миру свои бредовые представления и, по выражению Адлера, находят
способ все «устраивать» по своей болезненной, предвзятой системе.
Другие особенности, усматриваемые Джемсом в этом типе, совершенно естественно вытекают из
вышеописанной, основной характерной черты. Идеолог, говорит Джемс, «интеллектуал, идеалист,
оптимист, человек религиозный, признающий свободу воли, монист, догматик». Все эти качества с
очевидностью указывают на то, что его либидо, интерес, сконцентрирован почти исключительно в мире
мышления; эта концентрация на мышлении, то есть на внутреннем мире, и есть не что иное, как
интроверсия. И если для этих философов опыт играет некоторую роль, то разве только как приманка или
щелчок, данный абстракции, данный насущной необходимости насильственно втискивать хаос мира в
прекрасно прилаженные рамки, которые в конечном итоге не что иное, как создание духа, творение
чисто субъективного мышления.
Тип позитивиста (tough-minded), напротив, эмпиричен. Он видит только фактические данные.
Для позитивиста опыт является властителем, его единым руководителем и вдохновителем. Позитивист
считается только с эмпирическими явлениями, констатируемыми вне его самого. Его мысль является
лишь реакцией на внешний опыт. Принципы в его глазах не стоят фактов: принципы могут лишь
отображать или описывать цепь явлений, но никогда не образуют какой-либо системы. Таким образом,
теории позитивиста всегда заранее подвержены противоречиям в силу чрезвычайного накопления
эмпирических материалов. Психическая реальность с точки зрения позитивиста ограничивается
наблюдением и испытыванием удовольствия или страдания; дальше этого позитивист не идет и не
признает за философским мышлением права на существование. Оставаясь на вечно изменчивой
поверхности мира явлений, он и сам причастен к этой неустойчивости: увлекаемый хаотическим
беспорядком вселенной, он подмечает все ее разновидности, все теоретические и практические
возможности, но он никогда не приходит к единству, к установлению точной системы, которая одна
только и может удовлетворить идеолога. Позитивист преуменьшает все ценности, сводя их к элементам,
ниже их стоящим; он объясняет высшее низшим и развенчивает его, показывая, что все это не что иное,
как та или иная вещь, сама по себе не имеющая никакого значения.
Из этих общих черт логически вытекают другие, которые Джемс тоже отмечает в этом типе.
Позитивист есть сенсуалист, придающий большее значение непосредственным данным ощущений, чем
размышлению, им предшествующему; он — материалист и пессимист, ибо слишком хорошо знает
безнадежную неопределенность в ходе явлений; он не религиозен, так как не способен оградить
реальности внутреннего мира от натиска фактов. Он — детерминист и фаталист, способный лишь
покоряться; он — плюралист, не знающий синтеза; и, наконец, он — скептик, что неизбежно вытекает
из всего остального.
Сами выражения, которыми пользуется Джемс, ясно показывают, что различие типов является
следствием локализации либидо, этой магической силы, которая есть основа нашего существа, но
которая, в зависимости от индивида, в одном случае устремляется в сторону внутренних переживаний,
в другом случае — в сторону объективного мира. Джемс приравнивает, например, к религиозному
субъективизму идеалистов характер современного эмпиризма, который тоже в некотором смысле
религиозен: «Наше уважение к фактам само по себе почти религиозно: в нашем научном темпераменте
много благочестия».
