 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
С этой целью первобытный, далекий от психологии человек, относящийся к своим и чужим
аффектам как к единственному существенному критерию, должен развить проблематическое состояние
сознания, в котором ценными признаются и другие факторы кроме аффектов. В таком проблематическом
состоянии может образоваться парадоксальное суждение: «Я и есть этот аффект» и «Этот аффект — не
я». Данный антитезис отражает раскол эго или, скорее, расщепление психического материала,
составляющего эго. Признавая самого себя в своем аффекте в равной степени, как и в чем-то другом, что
моим аффектом не является, я отделяю аффективный фактор от других психических факторов и, поступая
таким образом, низвожу аффект с пьедестала его первоначальной неограниченной власти на
заслуживаемый им уровень в иерархии психических функций. Только когда человек произвел подобную
операцию на самом себе и уловил различие между многочисленными психическими факторами в самом
себе, он оказывается в состоянии заняться поиском и других критериев в своем психологическом
суждении о других, вместо того чтобы попросту отступить обратно к аффекту. Только таким образом
возможно реальное объективное психологическое суждение.
То, что мы называем сегодня психологией, есть наука, которая может следовать по своему пути
только на основе определенных исторических и моральных предпосылок, заложенных христианским
воспитанием и образованием на протяжении последних двух тысячелетий. Заповедь типа «Не судите, да
не судимы будете», привитая религией, создала возможность воли, стремящейся, в своем крайнем
выражении, к простой объективности суждения. Эта объективность, заключающая в себе не простое
безразличие к другим, а основанная на принципе оправдания других в той степени, в какой мы это
делаем в отношении самих себя, является, собственно, предпосылкой для справедливого
беспристрастного суждения своих собратьев. Возможно, вы удивитесь, почему я так настойчиво
налегаю на вопрос об объективности, но вы перестанете удивляться, если попытаетесь
классифицировать людей на практике. Человек, слывущий сангвиником по темпераменту, поведает вам,
что в своей основе он глубокий меланхолик; холерик — что его единственный недостаток состоит во
всегдашней чрезмерной флегматичности. Но классификация, вера в обоснованность (валидность)
которой не выходит за пределы единственного числа, сродни по своей полезности и универсальности
той церкви, в которой я являюсь единственным прихожанином. Мы должны поэтому найти тот
критерий, который может быть принят как объединяющий не только для судящего субъекта, но также и
для обсуждаемого объекта.
В полной противоположности со старой системой классификации темпераментов, новая
типология начинает с подробного и ясного соглашения не позволять себе быть судимым аффектом и не
судить им других, поскольку никто не может объявить себя окончательно идентичным со своим
аффектом. Это создает проблему, поскольку из этого следует, что там, где затронуты аффекты, не может
быть достигнуто общего согласия, которого требует наука. Мы должны поэтому поискать вокруг другие
факторы в качестве критерия — факторы, к которым мы обращались, когда оправдывали самих себя за
эмоциональное действие. Возможно, мы говорим: «Действительно, я сказал это или то в состоянии
аффекта, но, конечно, я преувеличил и не хотел причинить никакого вреда». Очень непослушный
ребенок, доставляющий своей матери массу хлопот, мог бы сказать: «Я не имел в виду ничего дурного, я
не хотел тебя обидеть, я очень тебя люблю».
Такие объяснения взывают к существованию другого типа личности, от которого и случился
аффект. В обоих случаях аффективная личность выглядит как что-то низкое, неполноценное, что
захватывает подлинное эго и омрачает его. Но часто сама личность обнаруживает себя в аффекте более
возвышенной и лучшей, настолько сильно, что впоследствии сожалеет, что не могла оставаться на такой
вершине своего совершенства. Все мы знаем о таких внезапных вспышках в себе щедрости, альтруизма,
самопожертвования и сходных «красивых жестов», за которые, как мог бы заметить ироничный
наблюдатель, человек не несет никакой ответственности. Возможно, это одна из причин, почему так
много людей делают так мало добра.
Но там, где аффективная личность высока или низка, сам аффект рассматривается как
исключительное состояние, качества которого представляются либо как фальсификация «реальной»
личности или как не принадлежащие ей в качестве характерного свойства. Что же тогда это такое,
«реальная» личность? Очевидно, отчасти это то, что каждый замечает в себе как отличное от аффекта, а
отчасти то, что присутствует в каждом и что следует гнать от себя как неверное в суждении о других. Так
