 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
означает неполноценность. Это значит только, что существует нечто несовместимое,
неассимилированное, возможно даже, какое-то препятствие, но это также и стимул к великим
устремлениям и поэтому, вполне вероятно, даже новая возможность для успеха. Следовательно,
комплексы являются в этом смысле прямо-таки центром или узловым пунктом психической жизни, без
них нельзя обойтись; более того, они должны присутствовать, потому что в противном случае
психическая деятельность пришла бы к чреватому последствиями застою. Но они означают также и
неисполненное в индивиде, область, где, по крайней мере сейчас, он терпит поражение, где нельзя что-
либо преодолеть или осилить; то есть, без сомнения, это слабое место в любом значении этого слова.
Такой характер комплекса в значительной степени освещает причины его возникновения.
Очевидно, он появляется в результате столкновения требования к приспособлению и особого,
непригодного в отношении этого требования свойства индивида. Так, комплекс становится для нас
диагностически ценным симптомом индивидуальной диспозиции.
На первый взгляд кажется, что существует бесконечное множество вариантов комплексов, но их
тщательное сравнение дает относительно малое число основных форм, и все они надстраиваются над
первыми переживаниями детства. Так и должно быть, потому что индивидуальная диспозиция вовсе не
приобретается в течение жизни, а, являясь врожденной, становится очевидной уже в детстве. Поэтому
родительский комплекс есть не что иное, как проявление столкновения между реальностью и
непригодным в этом смысле свойством индивида. Следовательно, первой формой комплекса должен
быть родительский комплекс, потому что родители — это первая реальность, с которой ребенок может
вступить в конфликт.
Поэтому существование родительского комплекса, как ничто другое, выдает нам наличие у
индивида особых свойств. На практике, однако, мы вскоре убеждаемся, что главное заключается отнюдь
не в факте присутствия родительского комплекса, а, скорее, в том, как этот комплекс проявляется в
индивиде. Здесь имеются самые разные вариации, и, пожалуй, только малую их часть можно свести к
особенностям влияния родителей, поскольку многие дети зачастую подвергаются одному и тому же
влиянию и все-таки реагируют на это совершенно по-разному.
Поэтому я стал уделять внимание именно этим различиям, сказав себе, что как раз благодаря им
можно познать индивидуальные диспозиции в их своеобразии. Почему один ребенок в невротической
семье реагирует на родительские воздействия истерией, другой неврозом навязчивых действий, третий
психозом, а четвертый, похоже, вообще не реагирует? Эта проблема «выбора невроза», которая
предстала также и перед Фрейдом, придает родительскому комплексу как таковому этиологическое
значение, перенося тем самым постановку вопроса на реагирующего индивида и его особую
диспозицию.
Фрейд пытался подойти к решению данной проблемы, но эти его попытки оказались совершенно
неудовлетворительными, да и сам я еще далек от того, чтобы ответить на этот вопрос. Я вообще считаю
преждевременным ставить вопрос о выборе неврозов. Потому что прежде, чем подходить к этой
чрезвычайно трудной проблеме, мы должны знать намного больше о том, как индивид реагирует, а
именно как он реагирует на препятствия. Например, нам нужно перейти ручей, через который не
переброшен мостик и который слишком широк, чтобы через него перешагнуть. Значит, мы должны
перепрыгнуть. Для этого мы располагаем сложной функциональной системой, а именно
психомоторикой — вполне сформированной функцией, которой нужно только воспользоваться. Но
прежде чем это осуществится, происходит еще нечто чисто психическое: принимается решение о том,
что вообще надо сделать. Здесь-то и совершаются решающие индивидуальные события, которые, что
показательно, редко признаются субъектом типичными или же не признаются таковыми вовсе, потому
что они, как правило, либо вообще не рассматриваются, либо на них обращают внимание лишь в самую
последнюю очередь. Подобно тому как психомоторный аппарат привычно подготавливается к прыжку,
так, в свою очередь, и психический аппарат привычно (а потому бессознательно) подготавливается к
принятию решения о том, что вообще нужно делать.
Мнения насчет состава этого аппарата весьма существенно расходятся. Несомненно только одно
— что каждый индивид обладает своим, характерным для него способом принимать решения и
обходиться с затруднениями. Если спросить одного, то он скажет, что перепрыгнул ручей, потому что
ему нравится прыгать; другой скажет, что у него не было никакой иной возможности; третий — что при
