 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
умиротворилась и не разрешилась. Вероятно, эта проблема никогда и не разрешится, так как и тут опять-
таки типическая противоположность: с одной стороны — абстрактная точка зрения, где главная,
решающая ценность заложена в самом мыслительном процессе, с другой стороны — мышление и
чувство, ориентированное (сознательно или бессознательно) чувственным объектом. В последнем
случае психический процесс является не более как средством для выявления личности. Ничего нет
удивительного в том, что именно пролетарская философия присвоила себе принцип присущности. Во
всех тех случаях, когда налицо имеется достаточно причин для переложения центра тяжести на
индивидуальное чувство, мышление и чувство становятся по необходимости негативно-критическими,
вследствие скудности позитивно-творческой энергии (потому что она всецело направляется на личную
цель); это неизбежно ведет к тому, что мышление и чувство все разлагают и сводят на конкретные
единицы. Над беспорядочно нагроможденными, вследствие этого обособленными вещами воздвигалось
в лучшем случае какое-то туманное Всеединство, носящее более или менее прозрачный характер
желания. Если же центр тяжести заложен в психическом процессе, то результат психического
творчества — идея — возвышается над множественностью вещей. Идея по возможности
обезличивается, а личное ощущение переносится, насколько возможно, в психический процесс и
гипостазирует его.
И тут нам снова приходится мимоходом поставить вопрос: имеем ли мы право на основании
платоновского учения об идеях предположить, что Платон лично принадлежал к интровертному типу, и
допустимо ли, на основании психологии киников и мегариков, отнести Антисфена, Диогена и
Стильпона к экстравертному типу? Исходя из такой постановки вопроса, решение совершенно
невозможно.
Путем чрезвычайно тщательного исследования подлинных сочинений Платона, его
documents humains, можно было бы, пожалуй, раскрыть, к какому типу он лично принадлежал. Лично я не
дерзаю высказать какого бы то ни было положительного суждения. И если бы кто-либо привел
доказательство тому, что Платон принадлежал к экстравертному типу, то и это нисколько не удивило бы
меня. Относительно других никакое решение или суждение невозможно за отрывочностью и скудостью
дошедших до нас сведений. Источником обоих типов мышления является перемещение ценностного
акцента, поэтому мы с тем же правом можем предположить, что у человека, принадлежащего к
интровертному типу, личное ощущение, по каким-либо причинам, может выдвинуться на первый план
и, подчинив себе мышление, придать ему негативно-критическую окраску. Для человека,
принадлежащего к экстравертному типу, ценностный акцент лежит на отношении к объекту вообще, но
отнюдь не только на личном отношении к нему. Если отношение к объекту стоит на первом плане, то
оно хотя и подчиняет себе психический процесс, однако не имеет деструктивного характера, при
условии, чтобы отношение это затрагивало только природу объекта без вторжения личных ощущений.
Конфликт между принципами присущности и предикации мы пока только отметим как специальный
случай — в дальнейшем течении наших исследований мы уделим ему больше внимания. Особенность
данного случая заключается в позитивном и негативном соучастии личного ощущения. Там, где тип
(родовое понятие) подавляет особь и доводит ее до степени призрака и тени, там тип, идея становятся
действительностью. Там же, где ценность особи настолько преобладает, что упраздняет тип, там орудует
анархия, влекущая за собой разложение. Обе позиции преувеличенно крайни и несправедливы, но они
дают нам яркую картину противоположностей, которая по своей отчетливости не оставляет желать
ничего лучшего; благодаря преувеличению выявляются такие черты, которые, хотя и в более мягкой и
скрытой форме, присущи людям как интровертного, так и экстравертного типа, и это даже в тех случаях,
когда мы имеем дело с существами, у которых личное ощущение не выступает на первый план. Нужно
заметить, что по существу далеко не безразлично,
является ли психический принцип господином или
слугой. Господин мыслит и чувствует иначе, нежели слуга. Даже самое широкое отвлечение от личного
в пользу всеобщей ценности не может совершенно упразднить примеси личного элемента. И поскольку
эта примесь существует, постольку мышлению и чувству присущи деструктивные тенденции,
вытекающие из самоутверждения личности по отношению к неблагоприятным социальным условиям.
Но мы впали бы в крупную ошибку, если бы из-за существования личных тенденций захотели свести и
всеобщие ценности к скрытым потаенным течениям личного свойства. Это было бы
псевдопсихологией. Но таковая существует.
