Navigation bar
  Print document Start Previous page
 66 of 321 
Next page End  

правах на соправительство. Христианство давало одно определенное направление, исключая
возможность всех остальных. Возможно, что это обстоятельство было одной из самых существенных
причин, по коим Шиллер умалчивает о возможности спасения, предложенной христианством. Близкое
отношение античного духа к природе, казалось, обещало ту возможность, которой не давало
христианство. «Природа предписывает нам в ее физическом творении тот путь, которого мы должны
держаться в нравственном. Борьба элементарных сил в низших организациях должна быть окончена,
для того чтобы природа могла возвыситься до благородного творчества физического человека. Точно так
же борьба элементов в этической природе человека, столкновение слепых стремлений должны
успокоиться, грубая противоположность в нем должна прекратиться, прежде чем можно отважиться на
покровительство разнообразию. С другой стороны, прежде чем подчинять разнообразие единству
идеала, нужно, чтобы укрепилась самостоятельность характера и чтобы покорность чужой
деспотической форме уступила бы место достойной свободе».
Итак, не нужно отрешения или освобождения от неполноценных функций; напротив, их следует
принимать во внимание, следует, так сказать, столковаться с ними и таким образом примирить
противоположности естественным путем. Но Шиллер чувствовал, что принятие подчиненной функции
могло бы повести к «столкновению слепых влечений» (Triebe), точно так же как — хотя и в обратном
порядке — единство идеала могло бы вновь восстановить преимущество ценной функции над
неполноценными и привести таким образом к прежнему состоянию. Подчиненные функции
противоположны функции первичной, ведущей, и это не в сокровенной их глубине, а в облике, который
они являют в каждый данный момент. Первоначально их запускали и вытесняли, потому что они
мешали культурному человеку на пути к достижению его целей, которые представляют собою
односторонние интересы и ничего общего с совершенством человеческой индивидуальности не имеют.
А для такого совершенства непризнанные функции были бы неизбежны, да они, по существу своему,
вовсе и не противоречат намеченной цели. Но до тех пор, пока культурная цель не совпадает с идеалом
совершенства
человеческого существа, эти функции всегда будут обречены на неполную оценку и
вследствие этого на частичное вытеснение. Принятие вытесненных функций подобно внутренней
гражданской войне; оно означает то же самое, что разнузданная игра противоположностей, прежде
укрощенных, а через это — уничтожение «самостоятельности характера». Эту самостоятельность можно
восстановить лишь умиротворением борьбы, а это кажется невозможным без деспотического
подавления сопротивляющихся сил. Но такое подавление является покушением на свободу, без которой
невозможно восстановление нравственно-независимой личности. Если же мы даем свободу, то
обрекаем себя на конфликт влечений. «Испуганные свободой, которая в первых своих попытках всегда
заявляет свою враждебность, здесь бросятся в объятия удобному рабству, там, где доведены до отчаяния
педантичной опекой, вновь возникнет дикая беззастенчивость естественного состояния. Узурпация
сошлется на слабость человеческой природы, возмущение — на достоинство ее, пока не вступится
великий господин людских делишек, слепая сила, и не разрешит кажущегося спора принципов простым
кулачным боем».
Французская революция, вспыхнувшая в то время, явилась столь же живым, сколь и кровавым
фоном для этих слов; начавшись под знамением философии и разума, с высоким идеалистическим
подъемом, она кончилась хаосом, обагренным кровью, из которого вышел наконец деспотический гений
Наполеона. Богиня разума оказалась бессильной пред лицом разнузданного зверя. Шиллер,
почувствовав бессилие разума, истины и права, постулирует, чтобы истина сама стала силой.
«Если
истина до сих пор еще так мало доказала свою победную силу, то это зависит не от рассудка, который не
сумел снять с нее покрова, но от сердца, которое затворялось пред нею, и от стремления, которое не
действовало в ее интересах. Ибо как объяснить столь всеобщее господство предрассудка и это
затемнение умов при свете, который был распространяем философией и опытом. Современность
достаточно просвещена, то есть знание найдено и провозглашено во всеобщее сведение, а его было бы
достаточно, чтобы исправить по крайней мере наши практические основоположения. Дух свободного
исследования рассеял пустые призраки, которые долгое время заслоняли доступ к истине, а почва, на
которой фанатизм и обман воздвигли себе трон, подкопана. Разум очистился от обманов чувств и от
лживой софистики и сама философия, которая сначала заставила нас отпасть от природы, теперь громко
и настойчиво призывает нас в ее лоно — отчего же мы все еще варвары?»
Hosted by uCoz