 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
любого интенционального (целенаправленного) акта, что их пред существование
полагает их автономию как возможных объектов научного исследования и что их
причиняющая способность заставляет признать их реальность. Мы УВИДИМ, что
предсуществование социальных форм влечет за собой преобразовательную
(трансформационную) модель социальной Деятельности, из которой можно
непосредственно вывести ряд онтологических ограничений на любой возможный вид
натурализма..)
Развиваемая здесь преобразовательная модель социальной деятельности, как мы
увидим, требует реляционной концепции предмета общественных наук. Согласно
этой концепции, «общество не состоит из индивидов [или, могли бы мы добавить,
групп], а выражает сумму тех связей и отношений, в которых эти индивиды [и
группы] находятся друг к другу» ². И тогда станет ясно, что главное движение в
научной теории — это движение от явных проявлений общественной жизни,
понятийно выраженных в опыте участвующих в ней социальных субъектов, к тем
существенным отношениям, которые делают необходимыми эти проявления. Такие
отношения субъекты могут сознавать или не сознавать. И как раз благодаря
способности общественной науки прояснять такие отношения, она, возможно, начнет
играть «освободительную» роль. Но освободительный потенциал общественной науки
целиком зависит и является следствием ее контекстуальной объяснительной
способности.
В то время как очень немногие люди (по крайней мере вне круга
профессиональных философов) в наши дни стали бы защищать тезис, что, например,
магнитное поле — это только мысленная конструкция, — такой взгляд на общество
остается широко распространенным. Конечно, в случае общества подобный взгляд
склонен опираться на идею, что оно образовано (тем или иным путем) мыслью
социальных деятелей или участников событий, а не, как в случае магнитного поля,
мыслью наблюдателей или теоретиков (или, переходя на более утонченный уровень
рассуждений, общество — это некое отношение типа шюцевской «адекватности»³,
сформированное, возможно, каким-то процессом диалога или переговоров между
двумя субъектами). В основе такого подхода чаще всего лежит мысль (никоим образом
логически не необходимая для него
4
), что общество попросту состоит (в некотором
смысле) из лиц и их действий вкупе или по отдельности. Сторонникам этих взглядов
редко приходит в голову, что такая же мысленная цепь логически подразумевает их
собственную сводимость (через законы и принципы нейрофизиологии) к положению
неодушевленных вещей!
В следующем разделе я намерен разобрать претензии этой наивной позиции
(которую можно окрестить «социальным атомизмом», или, точнее, претензии его
эпистемологической ипостаси в форме «методологического индивидуализма»)
5
, дабы
обозначить некую рамку для объяснения социальных явлений. Конечно{...} если я
собираюсь обосновать возможность нередукционистского натурализма на путях
трансцендентального реализма, тогда я должен установить не только автономию
возможной здесь социологии, но и реальность любых обозначенных ею объектов. Т. е. я
должен показать, что общества — это сложные реальные объекты, несводимые к более
простым, таким, как люди. Для достижения этой цели просто приводить доводы против
методологического индивидуализма недостаточно, но необходимо. Ибо, если бы
методологический индивидуализм был верен, мы могли бы полностью обойтись без
этой главы и начать (и кончить) наше исследование в науках о человеке рассмотрением
свойств (рационально приписанных или эмпирически определенных) отдельных
человеческих атомов самих по себе: т. е. свойств удивительного (и более или менее
неясно как порожденного) гомункулуса.
