 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
существования субъекта, его отношение к окружающему, определенные формы
рефлексии, которые, благодаря своим собственным характеристикам, делают из этого
понятия исключительный феномен не только истории представлений, но и истории
самой субъективности или, если угодно, истории практических применений
субъективности.
Почему западная философия предпочла самопознание заботе о себе? На мой взгляд,
epimeleia представляется как нечто меланхолическое, сопровождаемое негативными
коннотациями, неспособное дать всему обществу позитивную мораль. Напротив, в
античности это поняние всегда имело позитивное значение — оно легло в основу
самых строгих моральных систем Запада. Христианство, не имеющее, как и всякая
религия, своей собственной морали, питается именно этой традицией. Таким образом,
налицо парадокс: предписание проявлять заботу о самом себе для нас означает скорее
эгоизм или уход в себя; напротив, оно в течение многих веков являлось
основополагающим принципом таких неукоснительно соблюдавшихся образцов
морали, как эпикурейская, киническая и т. п. Сегодня понятие заботы о себе несколько
отошло в тень. Дело в том, что эта неукоснительно соблюдавшаяся мораль,
исходившая из принципа «проявляй заботу о самом себе», и ее суровые правила были
заимствованы, что проявилось как в христианской, так и в современной
нехристианской морали, но уже в совершенно иных условиях. Мы перенесли эти
жесткие правила, которые обнаруживаются в структуре Кодекса, на другую почву,
приспособили к новым условиям, поместили в контекст всеобщей этики неэгоизма либо
под видом христианского отказа от самого себя, либо, в современной интерпретации,
под видом обязательств по отношению к другим, будь то отдельный человек,
сообщество людей или целый класс.
В результате этого парадокса забота о себе была оставлена без внимания. С одной
стороны, христианство интегрировало в свою мораль не-эгоизма духовное требование
проявлять заботу о самом себе. С другой стороны, глубинная причина этого не-
внимания обнаруживается в истории самой истины. Картезианство вновь переместило
акцент на самопознание и превратило его в основной путь постижения истины.
Философия и духовность
Что заставляет нас полагать, что истина существует? Назовем философией ту форму
мысли, которая пытается не столько распознать, где истина, а где ложь, сколько
постичь, что заставляет нас считать, будто истина и ложь существуют и могут суще-
ствовать. Назовем философией такую форму мысли, которая задается вопросом, что
позволяет субъекту постигать истину, ту форму мысли, которая стремится определить
условия и предельные возможности постижения истины субъектом. Если это назвать
философией, то, я полагаю, духовностью можно назвать тот поиск, ту практическую
деятельность, тот опыт, посредством которых субъект осуществляет в самом себе
преобразования, необходимые для постижения истины. Тогда духовностью можно
будет назвать совокупность этих поисков, практических навыков и опыта, которыми
должны быть очищение, аскеза, отречение, обращение взгляда внутрь самого себя,
изменение бытия, представляющие — не для сознания, а для самого субъекта, для его
бытия — ту цену, которую он должен заплатить за постижение истины.
Можно выделить три характеристики духовности.
1. Обладание истиной не является неотъемлемым правом субъекта. Чтобы ее познать,
он должен сам превратиться в нечто иное. Его бытие поставлено на карту: ценой
постижения истины является обращение субъекта.
2. Истина не может существовать без обращения или преобразования субъекта. Это
преобразование осуществляется: а) движением любви, посредством которого субъект
утрачивает свой статус; б) его работой над самим собой, что должно позволить ему
обрести способность постигать истину: движение аскезы.
3. Результатом постижения истины является ее возвращение к субъекту. Истина —
