 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Лютер все же не отважился лишить Ареопагита нимба апостольского авторитета,
который был создан христианством, но в его идеях он видел неоплатоническое
наследие античности. «Своим «Мистическим богословием», вокруг которого
невежественные теологи поднимают так много шума, он принес самые большие неп-
риятности. В нем больше платонизма, чем христианства, и я не хотел бы, чтобы чья-
нибудь святая душа когда-нибудь знакомилась с этой книжицей»
12
. К этому же выводу
пришли современные историки церкви (прежде всего Гуго Кох
13
) в результате
подробного сравнения текстов, который много столетий ранее предвосхитил Лютер
своей проницательной интуицией, возможной лишь для религиозного гения.
Радикальный разрыв с мистикой, чьи корни уходят в неоплатонизм, расчистил дорогу
обновлению библейской религии. Это обновление было не механическим, а
оригинальным творением; оно не относилось к отдельным новозаветным текстам, а
было направлено на внутреннее психологическое ядро религии, творцами которой
были пророки Израиля и которая достигла своей высшей точки в Иисусе, а в Павле и в
Иоанне приобрела всемирную универсальную форму. Лютер освободил основные силы
этой религии, при этом выделив нажные элементы исконного христианства. Вся
иудейская апокалиптика, которая продолжала жизнь в исконно христианском
ожидании конца и в хилиасти-ческих предчувствиях христианских сект, была
приглушена и отодвинута на второй план. Исконно христианская приверженность
св. Духу (Enthusiasmus), ????????, '??????? (Рим. 8, 14) вместе с чудесными
движениями души (что было возрождено евангелическими сектами, крестителями,
квакерами и индепендентами) была изгнана на периферию; строгое священное
рвение и убранство павловских христианских общин нашли новое пристанище в
кальвинистском «государстве Бога»; мистико-аскетические мотивы, которые Павел
вдохнул в духовную жизнь позднеантичного мира, были обособлены; его
понимание священного, возникшее из синкретических культовых мистерий,
было полностью переоформлено и одухотворено. Только типичные и основные
черты библейской религии обновил и реформировал Лютер. Он чисто
психологическим образом так осмыслил внутреннее ядро религии, что психология
религии, которая старается предвидеть типы религиозного опыта, может этому только
удивляться. Эта мысль будет более ясной из примеров отдельных
противопоставлений мистической и библейско-евангелической веры
14
. В религии
Лютера возникает новое чувство жизненной основы, которое находится в резком
контрасте с мистическим; это то самое основополагающее чувствование,
которым одухотворены ветхо- и новозаветные личности. Корни мистики — в
пессимистической оценке мира как естественной жизни души: во всем сотворенном,
в пространственно-временной ограниченности видит мистик лишь несовершенное,
преходящее или совсем бессущ-ностную видимость и скопище страданий. Он
бежит от мира и заключает себя в свою собственную внутреннюю жизнь; он
убивает естественные страдания, порьшы воли и волнения чувств. Он стремится к
«освобождению от творения», к «разрушению». Если в нем умерла естественная
жизнь и для него не существует более преходящих ценностей, тогда посылает ему свет
мир бесконечного, святого, абсолютного, божественного, в который он погружается
в безмолвной отрешенности и блаженном покое или к которому он устремляется и по
которому тоскует в пламени страсти, до тех пор пока он может созерцать его и
наслаждаться им в полноте его блеска. После того как земные страсти прервутся,
захватят его страсти небесные, и он даст им имя, которым обозначают самое
святое из всех человеческих страданий — любовь: 'egos, "amor", "Minne". И эта
мистическая любовь не будет ни покоиться, ни отдыхать, до тех пор пока не изнурит
себя своим горением, пока любящая душа не сольется со своим возлюбленным
предметом, пока в экстазе субъект и объект, любящий и возлюбленный, не
сольются в неразрывное единство. И эта мистическая страсть по "fruitio Dei" *7*
