 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Бога — Спасителя, Освободителя, Жениха души. Эта картина Спасителя сильно за-
тушевывает исторически-библейскую картину Иисуса и становится образцом и
примером для мистических последователей Христа. Бедную жизнь Иисуса, его
пассивно-квиетистские добродетели humilitas, caritas и oboedientia (смирение,
милосердие и послушание — лат.) должен воплотить мистик в своей собственной
жизни
31
. Но эта «имитация Христа», *9* которая со времен Бернара Клервосского
придала средневековому религиозному идеалу, особенно францисканскому,
характерные черты, ни в коем случае не означает возрождения исконно христианских
идей, а в основе является лишь наглядной картиной мистического «разрушения»,
выраженного в библейских образах. Но все это лишь нечто предшествующее, не более
чем "via purgativa" («путь (здесь — средство, ступень) очищения»—лат.), за которым
следуют более высокие ступени мистического восхождения.
Мистически переоформленная новозаветная картина жизни Иисуса имеет и более
широкое значение, чем просто «материя» мистической медитации, с которой связана
последующая ступень совершенной жизни "via illuminativa" («путь (здесь — ступень)
просветления» — лат.). Мистическая молитвенная жизнь питается сильной
чувственной привлекательностью, которую излучает эта полная красок и фантазии
картина; из ее очарования черпает мистик силу и душевность. Но на созерцательно
экстатических вершинах мистической жизни должна мистическая душа все эти полные
чувств и страсти картины Спасителя преодолеть; она должна, как говорят мистики,
«прийти от картин». В тот момент, когда душа созерцает высшее благо, наслаждается и
полностью сливается с ним, все мысли о человеческом историческом Христе исчезают.
Аксиома Августина, восходящая к александрийской теологии: "Per hominem Christum
tendis ad deum Christum"
32
(«Через человеческого Христа идешь к божественному
Христу») *10* — возвращается у средневековых мистиков: «Ты должен, — говорит
Христос у Сузо, — прорваться сквозь мо¸ страдающее человечество, если ты истинно
хочешь прийти к моему чистому Божеству»
33
. Ставший человеком личностный Бог-
Спаситель есть лишь наглядный символ бесконечного, вне времени и пространства
пребывающий "summum bonum". Он — лишь символ скрытого божества. Если
верующий хочет достичь его, он должен переступить через Христа исторического, он
должен отречься он него точно так же, как он отрекся от всего сотворенного.
Для мистики Бог — Бог покоящийся, сам в себе пребывающий и сам для себя
достаточный, "deus absconditus" («Бог — скрытый, неведомый»—лат.), безмолвный,
лучшая молитва которому совершается в беззвучном молчании. Для Лютера, равно как
для всей ветхо- и новозаветной религии, Бог есть "deus redelatus" («Бог открывшийся»
—
лат.), чья сущность — Откровение и который воплощает свою волю и открывает
свое сердце в истории. «Бог — это не какой-то неизвестный и неопределенный Бог, но
Тот, который сам открыл себя в определенном месте и через свое собственное слово и
посредством известных знамений и чудес отобразил себя, равно как возвестил,
запечатлел и утвердил для того, чтобы можно было определенно узнать его и
достичь»
34
. Для ветхозаветных пророков судьба народа Израилева есть проявление
воли Бога, испытание Его гнева и Его любви. В исконно христианском опыте спасения
на место внешней цепи исторических событий приходит единственная в своем роде
историческая Личность как высшее проявление Бога: «Но когда пришла полнота
времени, Бог послал Сына Своего (Единородного)» (Гал. 4, 4). Личностный Бог
говорит, думает и действует через Христа и в Христе. Христианское понимание Бога
становится неразрывно связанным с исторической личностью Иисуса: «Никто не
приходит к Отцу, как только через Меня» (Ин. 14, 6). Новозаветная набожность
является строго христоцентричной; она не знает никакого иного общения с Богом,
кроме как «в» Христе и «через» "
?????? ?????? ???????" («
Господа Иисуса Христа»
—
греч.) — в Откровении и через Посредника; она не знает никакой другой молитвы,
кроме той, которая обращена к «Отцу Иисуса Христа» и «именем Иисуса Христа»
35
.
