 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
внутренне необходимое условие высокой религиозной жизни. Брак — оковы, которые
препятствуют отдаче «высшему благу». Тридентский Собор санкционировал это чисто
мистическое положение, которое предавало анафеме того, кто ставил супружескую
жизнь выше идеала девственности.
В библейском типе религии в противоположность мистике нет принципиальной
индифферентности к светской жизни и враждебности по отношению к культуре.
Основное переживание библейской религии — доверчивая вера в Бога-Отца,
проявляющего себя в природе и истории, — включает позитивную оценку профес-
сиональной деятельности и культурного творчества. Эсхатологическое ожидание конца
в раннем христианстве не является доказательством враждебности культуре
библейской религии. Древнейшая община страстно ожидала новый идеальный мир и
новую культуру, конечно, не как результат человеческих усилий и деятельности, но как
стремительное вторжение и чудесное творчество Бога. Если у Павла и можно отыскать
следы враждебного отношения к культуре, то они связаны не только с
эсхатологическим ожиданием, но с влиянием мистико-аскети-ческих мотивов,
которыми был пронизан тогдашний эллинский мир. Лютер своей высокой оценкой
светской жизни вновь вынес на свет основную мысль библейской религии, которая
была совершенно скрыта за эсхатологическими ожиданиями раннего христианства, но
содержалась в нем. Добросердечными словами о священности и ценности честной
профессиональной жизни (которые имели свои истоки и в отдельных высказываниях
Экхарта, Таулера и Биргитты Шведенской *13*) Лютер открыл новую эпоху в
отношениях между религией и культурой
54
. Он сам все же не смог полностью
освободиться от идеи, возникшей в позднесредневековои мирской мистике, что
профессиональная деятельность является «внутримирской аскезой» (Тр¸льч
55
), но
последующие столетия, в продолжение его мысли, стремились к гармонии и
соединению религиозной жизни и культурной деятельности. То, что в таком
стремлении существует большая опасность упрощения и опустошения сильной
религиозной жизни, не может служить упреком. Конечная цель всех религиозных
верований и надежд есть всегда Бог и его царство; соединение религии и культуры,
если религия не хочет утратить свою силу и свежесть, может осуществиться только при
подчинении мирских задач религиозной цели спасения.
Сравнение религии Лютера, с одной стороны, с мистической, а с другой — с исконно
христианской религией ясно и однозначно учит нас: Лютер обновил ветхо- и
новозаветный религиозный тип в его существенных чертах. Он придал этому типу,
возникшему внутри семитского мира и эллинизированному Павлом и Иоанном,
исконные духовные и нравственные силы немецкого народа и придал ему форму,
которая навсегда стала притягательной для немецкого человека. Только исключительно
одаренная религиозная личность, обладающая пророческой силой, была способна на
такое оригинальное обновление и соединение. В этом обновлении библейской религии и
в соединении ее с немецким духом и состоит религиозно-историческое значение
Лютера. Исследователь религии, который исходит из всеобщей истории религии,
должен признать абсолютно своеобразным и могучим его деяние, имеющее мало
параллелей во всей истории религий. Однако значение Лютера не только религиозно-
историческое. В качестве библейского гения его имя приобретает религиозное
значение во все времена. Сравнительная история религий, на первых порах сбитая с
толку разнообразием и многочисленностью религиозных образований, столкнувшись с
ними на пространстве всей человеческой истории, постепенно установила основные
типы религии и решающие пути их развития. Она свела всю пестроту форм высокой
религиозности к двум основным типам, которые образуют непрерывные линии
развития и пересекаются в некоторых важных точках: с одной стороны, это
мистическая религия спасения, которая вот уже 2500 лет является высшей религией в
Индии; которая, родившись в умирающей греческой античности, проникла в
