 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
не богослов.
Непрерывное нарастание секуляризационных процессов, начиная с эпохи
Возрождения и особенно Просвещения, все более и более грозит вытеснить религию на
периферию, а то и вовсе за грань общественно значимой жизни. Была ли неожиданна
секуляризация европейской культуры для религиозных мыслителей? Исторически,
конечно, — да. Но с точки зрения логической ответ отнюдь не столь очевиден. Ибо, как
оказалось, у христиански ориентированной философии имеется достаточно логических
и других ресурсов для того, чтобы дать собственную интерпретацию
секуляризационных процессов, в значительной степени сводящую на нет опасность
последних для религиозного мировоззрения.
Конец XVIII века и век XIX в теологии ушли преимущественно на выстраивание
оборонительных редутов, на спасение того, что еще можно было спасти от
всесокрушающей и не знающей пределов критики французских материалистов.
Стратегия, заданная Шлейермахером и романтической школой, эту задачу в целом
выполнила — религия не была окончательно вытеснена на периферию интересов
«образованного общества». Остались отдельные островки сопротивления, защитники
которых, правда, не имели должной философской выучки и методологической
строгости. Эти последние причины, а также уход с путей традиционного
богословствования.
Страницы, посвященные современным «секулярным религиям», написаны совместно
с А. А. Захаровым, тогда аспирантом кафедры атеизма философского факультета МГУ,
ныне преподавателем Технологического института в г. Благовещенске привели к тому,
что оставшееся после них наследие по своей значимости не выходило за рамки
документов личной духовной одиссеи того или иного мыслителя. Решающим их
«окном уязвимости» было незнание реальных сильных и слабых сторон своего про-
тивника: нередко, считая, что они наносят ему смертельный удар, они боролись с
ветряными мельницами и третьестепенными следствиями, а не с исходными
посылками, которые, бывало, только укреплялись за счет такого рода критики.
Более того, зачастую подобные апологии, будучи не в силах строго обосновать
исходные посылки своих собственных построений, неадекватной формулировкой
своих принципов лишь подставляли их под еще более сокрушительную критику. Так
было, например, с психологическим обоснованием религии у Шлейермахера, неудача
которого вызвала известную оценку С. Н. Булгакова: «Шлейермахер сам, несомненно,
религиознее своей философии».
Ситуация изменилась с появлением в европейской культуре феномена
богоискательства. Два основных потока богоискательства — поток от Достоевского до
Честертона, влившийся в русло ортодоксии, и поток от Ницше до Сартра, вернувшийся
в атеизм, — несмотря на свои противоположные итоговые результаты, сделали одно и
единое дело. Проведенная ими «разведка боем» позволила выявить реальные сильные
и слабые стороны противоборствующих сторон. Поле боя было освещено шарящими
лучами разума, взыскующего истины. И некоторые казавшиеся неприступными
бастионы обнаружили свою практическую необороноспособность, а ряд позиций,
защита которых считалась уже делом безнадежным, напротив, обнаружили свою
неординарную выживаемость. Позиции апологетов религиозного мировоззрения
оказались в результате двояко подкрепленными: с одной стороны, даже те искавшие
Бога, которые вернулись к атеизму, делали это с явной неохотой и нередко более всего
были озабочены тем, чтобы оставить в своих собственных позициях брешь для
«возможного откровения ожидаемого Бога». С другой стороны, мыслители, взявшие
сторону религии, укрепили ее личным опытом своих — сначала богоборческих, потом
богоиска-тельских — отношений с трансценденцией. Повествованием об этом своем
