 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
пути, осмыслением своих бытийственных злоключений и обретений и явилась
философия таких «обращенцев», внесших самый значительный вклад в религиозную
культуру Европы XX столетия. Главным итогом такого рода изменений явилось то, что
место борьбы теизма и атеизма заступил — пусть спорящий, но — диалог,
понимающий и знающий диалог между теизмом и абсентеизмом.
Здесь настала пора объяснить наше понимание этого термина, вынесенного в
заголовок статьи. Общепринятое употребление помещает его в политологический
(реже — в политэкономический) лексикон. В нем он означает отказ избирателей от
участия в выборах органов власти. Мы же предлагаем вычленить в нем две
смыслообразующие основы (absen'- и te'-) и провести следующее смысловое Разбиение:
абсен-теизм. Это, конечно же, разбиение не синтаксическое, затрагивающее
грамматическую структуру слова, а семантическое — долженствующее четче
подчеркнуть тот новый смысл, который мы вкладываем в уже имеющийся термин.
Абсентеизм в таком понимании предстает как теоретическое повествование об от-
сутствии Бога — в отличие от теизма как учения о Боге Живом и Действующем.
При таком понимании абсентеизм вызывает реминисценции типа гельдерлиновского
«боги удалились» или ницшевского «Бог умер». Промыслив этот комплекс идей, мы
сможем понять место абсентеизма в европейской культуре и выйти к поставленному в
начале статьи вопросу: является ли неожиданным и роковым появление секуляризма и
абсентеизма в христианской культуре?
Трудно сказать, порожден ли сам секуляризм (колыбелью которого являлась
христианская Европа и до сих пор остающаяся ареалом преимущественного его
распространения) христианской культурой. Но пройти сквозь несколько веков
«богооставленности» под силу, на наш взгляд, только этой культуре — культуре,
основанной на религии Бога умершего и воскресшего. Это становится почти
очевидным, если знать, что знаменитые слова Ницше «Бог умер» являются цитатой из
составленного Лютером песнопения Страстной Субботы. Поэтому религиозная
критика абсентеизма в основу своей оценки современной секулярной и
богооставленной культуры кладет усмотрение триадической смены Страстного
Четверга (времени Тайной Вечери и Причастности Божеству) Страстной Пятницей и
Субботой, и смены — «на третий день» — этих часов «смирения Бога даже до смерти»
утром Воскресения. «И пройдут такие трое суток, и столкнут в такую пустоту, что за
этот страшный промежуток я до Воскресенья дорасту...» (Б. Пастернак).
Ныне «Бог умер», потому что «мы убили Его». Отличие же драмы,
разыгрывающейся на подмостках современной европейской культуры, от трагедии,
происшедшей в Палестине двадцать веков назад, в том, что тогда Воскресенье
произошло силою Самого Бога, сейчас же — человек должен сам до него «дорасти».
Какие же философские средства позволяют современным критикам секуляризма
перебросить мостки из Субботы к Воскресенью?
Начнем с рассмотрения «оборонительных средств». Процесс выработки такой
оборонительной стратегии теологической мыслью XIX—XX веков напоминает, на наш
взгляд, выработку Декартом противоядия скептицизму и агностицизму. Декарт решил
отказаться от удержания тех «очевидностей» натурального сознания, которые не могут
устоять перед фальсифицирующими и разоблачающими доводами скептицизма до тех
пор, пока не найдена некая абсолютно достоверная и неоспоримая их основа. Поисками
этой опоры и занялся французский мыслитель. Мир достоверностей, стремительно
сужаясь, сколлапсировал в ослепительно яркой, интуитивной и неоспоримой вспышке
картезианского «когито». Именно «эго коги-то» оказалось той субстанциальной
абсолютной и неопровержимой точкой, откуда возможна была последующая
реконкиста мира и познания.
