 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
афоризмов Шестова).
1
«Бесспорно, ибо невозможно» (лат.).
9
В 1906 году Максим Горький побывал в Соединенных Штатах, собирая деньги на
русскую революцию. Денег он собрал много; дело, однако, не обошлось без скандала:
американцы выяснили, что дама, сопровождавшая экзотическую знаменитость, — не
жена Горького, что жена с ребенком осталась в России. Плюрализм существовал в
Америке уже тогда, но он не доходил до терпимости к полигамии.
В Америке Горький свел знакомство с философом Уильямом Джемсом и
неоднократно в дальнейшем высказывал восхищение этим человеком. Есть все
основания полагать, что Горький, будучи вообще великим книгочеем, внимательно
изучал книги Джемса (кстати, все до одной переведенные в дореволюционной России).
Следы влияния джемсовского прагматизма легко обнаруживаются у Горького. Вся его
идеология, вполне адекватно моделируемая по Хоркгеймеру и Адорно, с таким же
успехом может быть моделирована по Джемсу; последний путь будет к тому же не
только логически правильным, но и исторически правдоподобным, ведь в отличие от
франкфуртских философов Джемс был современником Горького. Горьковский жесткий
активизм, его «борьба с природой» как цель человеческого бытия и путь культуры
находят свое обоснование в прагматической установке: истина — это не состояние
сознания, а состояние бытия, формируемого нами в соответствии с нашими целями.
Сюда же, конечно, подключается Ницше, воспринятый Горьким в молодости, и
позднее усвоенный Маркс; если есть что-то общее у обоих (Маркса и Ницше), так это
именно элементы прагматизма, позднее выделенные и методологически осознанные
американским философом. Волюнтаристский активизм всех поименованных
философий близок Горькому, сродни его душе, сформировавшейся под действием того
психологического комплекса, который Ницше назвал ressentiment.
Так и получилось, что проповедь «классовой» ненависти, которую вел Максим
Горький на страницах «Правды», была у него философски мотивирована мыслями
одного из благороднейших американских умов. Если и была в таком толковании
Джемса вина самого Горького, то она смягчается двумя обстоятельствами: тем во-
первых, что он, при всей своей начитанности, был и остался человеком
малограмотным, во-вторых, тем, что все-таки, как мы уже знаем, в литературе своей он
сумел остаться «полифоничным» -_ и показал большевикам не один кукиш в кармане.
Но чем объяснить такой, например, отзыв о прагматизме, принадлежащий Бертрану
Расселу:
«Во всем этом я чувствую серьезную опасность, опасность того, что можно назвать
«космической непочтительностью». Понятие «истины» как чего-то зависящего от
фактов, в значительной степени не поддающихся человеческому контролю, было
одним из способов, с помощью которых философия до сих пор внедряла необходимый
элемент скромности. Если это ограничение гордости снято, то делается дальнейший
шаг по пути к определенному виду сума-шествия — к отравлению властью, которое
вторглось в философию с Фихте и к которому тяготеют современные люди —
философы или нефилософы. Я убежден, что это отравление является самой сильной
опасностью нашего времени и что всякая философия, даже ненамеренно
поддерживающая его, увеличивает опасность громадных социальных катастроф».
И тут мы снова должны вернуться к Шестову.
10
Шестов написал статью о Джемсе и опубликовал ее в своей книге «Великие кануны»
