 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
операцией, нейтрализующей программный «поворот к истории науки», который
выдыхается в поверхностное дополнение философской конструкции исторической
информацией
16
. Операции такого рода надо рассматривать как понятную и
естественную самозащиту против последствий собственного выбора программы. Сдвиг
в исследовательском методе философии науки был навязан не извне, но имманентным
развитием этой дисциплины. Тем не менее он остается в вопиющем противоречии с
традицией философского рассуждения (если не касаться исследовательского опыта
философов науки) и в этом смысле является искусственной операцией.
Но, по-видимому, этой операции так же трудно избежать как и осуществить ее. В
существующих условиях, после пережитого кризиса, философия науки может либо
радикально отступить на позиции классической эпистемологии (что означает отказ от
сциен-тистской идеологии и от лозунгов реконструкции), либо, совершив подлинную
революцию в своих методах, предпринять исследование науки во всей полноте
возможностей современных общественных наук. Трудно сказать, сознают ли эту
дилемму сами философы науки. Все же можно говорить, что в данный момент их
дисциплина подвешена в теоретической пустоте: она не хочет быть философией, но
еще не способна стать наукой.
В самом ли деле она не способна? А как же Кун и все умственное движение, которое
он начал? Иегуда Элкана пишет, что «»Структура научных революций» Куна важна
тем, что это столько же социология, сколько история или философия»
17
. Барри Барнз,
один из ведущих защитников так называемой «сильной программы» в социологии
знания, идет даже дальше, утверждая, что Кун заложил основы современной
социологии знания
18
. Это неизолированные мнения, и они не совсем безосновательны.
Исследовательская программа Куна, содержащаяся в его работах о науке и в
программных размышлениях, поистине революционна, если понимать научную
революцию согласно его, Куна, мысли. Обсуждение этой программы здесь
нецелесообразно, хотя стоит упомянуть, что ее можно разделить на две неравные части:
деструктивную (в лучшем смысле слова) и конструктивную.
Деструктивная работа Куна сводится к тезису, что «в деле выбора теории сила
логики и наблюдения в принципе не может быть принудительной»
19
, и к оправданию
этого тезиса, равно опирающегося и на логическую аргументацию, и на конкретный
исторический материал. Не стоит разбирать, больше или важнее вклад в эту область
Куна, чем, например, Фейерабенда. Что бы мы ни говорили об этом, совсем не
случайно, что имя Куна символизирует конец эпохи «логической реконструкции
науки» в той или иной форме (от «логического анализа языка науки» до «логики
научного открытия»).
Конструктивная часть программы Куна много скромнее. Ее сердцевину составляет
тезис, который можно изложить словами Куна же: «Каким бы ни был научный
прогресс, мы должны объяснять его, изучая природу научной группы, узнавая, что она
ценит, что только терпит и что презирает»
20
. Этот тезис привел некоторых к
убеждению, что Кун «сводит философию науки к психологии науки» (Лакатос) или
подменяет методологию «законом толпы» (Поппер). С другой стороны, кто-то видит в
работах Куна социологическую теорию развития науки и программу вывода философии
науки из тупика «логицизма» на широкую дорогу социально-психологических
исследований науки. Сам Кун поощряет интерпретации второго рода. Сразу после
цитированного выше заявления он пишет: «Эта позиция — сущностно социологическая
и, как таковая, сильно отходит от канонов объяснения, разрешенных традициями,
которые Лакатос называет «фальсификационизмом» и «прямым подтверждением»
(justificationism) и которые обе догматичны и наивны (курсив мой. — Э. М.)»
21
.
До некоторой степени это самоопределение верно. Вместо традиционных «канонов
