 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
главах.
В связи с психологией половой жизни и ее сложностью у человека, мы склонны
презрительно относиться к миру животных, именуя низшие проявления нашего
полового чувства животными элементами. Но причина здесь в том, что человеку
представляется возможность, благодаря его устной и письменной речи, близко
изучать психологию ближнего, создавая психологию вообще человечества. Животные
же не в состоянии при помощи речи поделиться с нами своими внутренними
чувствами, подробностями своей психологии. А аналогичные заключения являются
здесь весьма рискованными. Судить можно лишь по поступкам животных. Конечно,
необходимо считаться с тем, что мозг (а, стало-быть, и душа) животного более
низкой организации, чем мозг человека, и можно отсюда предположить, что и
половая психология и любовь животного проще и ниже, тем больше отличаясь от
человеческой психологии, чем проще организован мозг данного животного. Это на
деле и подтверждается сравнительной анатомией и биологией животных.
Но мы знаем, что сложность человеческого мозга, отразившись, без сомнения,
на психических отправлениях его полового инстинкта в смысле их усложнения, не
подействовала, однако, на них облагораживающе, а служила причиной отрицательных
уклонений от нормы. Я сошлюсь здесь на главу VI и на следующую главу VIII
(Патология), где будут представлены многочисленные примеры измельчания и
вырождения человеческого полового инстинкта. Но и в сравнительной биологии
животных мы находим разнообразные и ярко выраженные крайности полового инстинкта
применительно к любви. Не будучи в состоянии дать здесь исчерпывающее изложение
сравнительной биологии половой жизни, я укажу лишь на некоторые примеры.
Рядом с таким случаем, когда самка паука убивает и пожирает своего самца,
мы видели такую привязанность друг к другу у самцов и самок некоторых обезьян и
попугаев, что смерть одного из них влечет за собой и смерть другой, и наоборот.
Мы встречаемся с удивительными и необъяснимыми приспособлениями. Особи женского
пола у пчел и муравьев выделяют из себя третий пол, почти нейтральный, не
знающий совокупления и в лучшем случае откладывающий неоплодотворенные яйца,
обязанные своим происхождением девственному зарождению. То же мы видим у
термитов, у которых не только самки, но и самцы дают работников, у которых
атрофированы половые органы, но сильно развита голова. Однако, этот третий пол,
который называют рабочим, не только владеет более сильным мозгом, чем особи с
половыми функциями, но и носит в себе социальное отражение полового побуждения,
заботясь, например, о потомстве, которое не им рождено (отсюда не исключаются и
рабочие-термиты, происходящие от самцов). И вместе с тем, самцы у этих
общественных животных (а у термитов и оба пола, если они основали колонии)
являют собою почти идиотические крылатые половые органы, будучи неспособны к
существованию после совокупления, причем или их убивают рабочие (пчелы) или же
они умирают голодною смертью (термиты, муравьи). Но в то же время
оплодотворенные самки представляют собою как бы машины для кладки яиц. У
муравьев самка в начале жизни выделениями своего организма выкармливает
несколько личинок до видоизменения их в рабочих, которые и будут уже в
дальнейшем кормить самку и потомство.
Мы невольно приводим аналогию между половою и семейною любовью людей, с
одной стороны, и верностью и привязанностью пары ласточек — с другой, когда мы
видим обоюдные старания самца и самки, направленные на кормление и воспитание
птенцов, причем ежегодно на старое гнездо прилетает одна и та же пара ласточек.
Вместе с тем, у них же обнаруживается, хотя и в слабой степени, социальное
общение, направленное по отношению к другим птицам и зверям, например, в случаях
общего отражения нападающего хищника. Нам внушает, наоборот, хотя и без всякого
основания, неприятное чувство отсутствие такой же привязанности к самке и
потомству со стороны других животных, например, у собак и у кроликов, так как мы
хотели бы и в них видеть проявление свойственных нам этических чувств. Из главы
VI мы уже видели, что преимущественно половые сношения высших обезьян и
примитивных людей имеют для нас филогенетическое значение, и я на эту главу и
ссылаюсь. Мы интересуемся здесь раньше всего следующим вопросом: что именно и в
каких размерах филогенетически внедрено в наши половые нравы и половые нравы
наших предков, что здесь более ново и филогенетически менее обосновано и,
наконец, что именно и в какой степени являет собою обыденные последствия нравов
и привычки? Вникнув в этот вопрос, мы тотчас же убедимся в глубоко
филогенетической обоснованности не только полового стремления, как такового, но
и значительной части его коррелятивов и отражений. Мы обнаруживаем не только у
примитивных людей, но и у обезьян и птиц как половую ревность, так и кокетство,
