 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
естественного отбора. Такая стратегия указывает на то, что взаимный альтруизм может быть
адаптивным, если присутствуют адекватные «полицейские» механизмы. Триверс (Trivers, 1991) назвал
некоторые из них. Сюда относится моральная агрессия в ответ на некооперативное поведение, чувство
справедливости и способность выявлять обманщиков. Как обсуждалось в главе 3, Космидес и Туби
(Cosmides & Tooby, 1992) накопили эмпирические данные в пользу существования специализированного
когнитивного механизма по выявлению нарушений социальных правил. Такие механизмы получили
название «детекторы обманщика». Мили (Mealy, 1993) установил, что лица выявленных мошенников
особенно хорошо запоминаются людьми.
Высшие обезьяны обладают отлично развитыми способностями выражать эмоции и отвечать на
эмоциональные реакции других индивидов. Неврологические исследования показали, что у приматов
есть специализированные отделы мозга (нижние височные доли, миндалевидное тело), которые
выполняют функцию распознавания лиц (Brothers, 1990). При изучении социального поведения этих
животных было установлено, что обезьяны умело интерпретируют социальные сигналы, позволяющие
оценить мотивацию других. Бразерс (Brothers, 1989) считает, что эмоциональное общение у приматов
достигло такого уровня сложности, что стала возможной эмпатия. Способность к эмпатии в
значительной степени стимулирует некоторые формы альтруистического поведения.
Как только был пересечен эволюционный рубеж взаимного альтруизма, появилась жизненно
важная потребность в сложных когнитивных формах, необходимых для его поддержания. К ним
относятся способности предсказывать поведение других, манипулировать ими и выявлять чужие
манипулятивные попытки. Эмпирические данные свидетельствуют, что шимпанзе и некоторые другие
виды обезьян, вероятно, обладают способностями предписывать другим разумность. Иногда это
называют теорией разума. Теория разума — это предположение о том, что один индивид считает
другого мыслящим и (вследствие этого) может точно предсказывать его поведение, владея
информацией, вызвавшей у другого какое-либо переживание.
Несомненно, что альтруистическое поведение между близкими родственниками послужило
«трамплином» для развития взаимного альтруизма среди социальных видов. Гоминиды формировали
сравнительно небольшие группы в течение основного периода своей эволюции. Каждый индивид мог
отслеживать, отвечают ли дальние родственники и неродственники услугой за услугу. Но за последние
10 тысяч лет размер человеческих групп значительно увеличился. Возможно, в ходе эволюции
существовало некое селективное давление в пользу оценки вероятности того, что незнакомец
отблагодарит за услугу. Томпсон (Thompson, 1980) предложил уравнение, выражающее плюсы и минусы
альтруистического поведения в значении репродуктивных частот, помноженных на вероятность
взаимности между донором и реципиентом альтруизма. Согласно Томпсону, математическая модель
предполагает, что по мере снижения вероятности взаимности снижается и вероятность
альтруистических действий. Чтобы доказать справедливость этой теории, он приводит корреляцию
показателей преступности с размерами городов. Другими словами, повышение преступности в более
крупных городах объясняется низкой вероятностью взаимности между донором и реципиентом
альтруистического поведения. Низкая выгода альтруизма снижает невыгодность преступления и
повышает уровень преступности.
Сама концепция преступления — явление, уникальное для человека. Оно стало возможным
благодаря наличию речи и культуры. У людей существуют природные поведенческие тенденции к
альтруизму, к взаимному альтруизму и к проверке взаимности альтруизма, что и обусловливает правила,
законы и моральный кодекс.
Универсальная мораль и этика. Наблюдения за приматами (в особенности за шимпанзе)
свидетельствуют о том, что сложная система взаимного альтруизма развилась у наших предков задолго
до появления речи и культуры. Фактически, взаимовыручка могла играть важную роль в эволюции
языка и культуры. Возможно, долгое время все эти навыки эволюционировали вместе. Сейчас
невозможно до конца понять эволюционные процессы, которые сделали человека столь сложным.
Однако мы должны знать, что язык и культура позволяют нам использовать эти возникшие в ходе
эволюции адаптивные механизмы для кооперации, для выявления и наказания эгоизма и придания им
абстрактной реальности, которой не существовало прежде. То, что когда-то было простыми импульсами
индивида к действию, стало законами и правилами поведения, которые передавались из поколения в
