Navigation bar
  Print document Start Previous page
 114 of 200 
Next page End  

восстановить веру в добродетельность сил вселенной.
Каждое общество и каждое поколение должно находить институционализированную форму
почитания, которая получает жизнеспособность из его образа мира - от предопределения до
индетерминизма. Клиницисту остается лишь наблюдать, что гордятся существованием без религии как
раз те, чьи дети не в состоянии жить без нее. С другой стороны, много таких, кто, по-видимому, черпает
жизненную веру в общественной деятельности или научных занятиях. Опять-таки, немало и тех, кто
открыто исповедует веру, но фактически каждым вздохом выражает недоверие и к жизни, и к людям.
2. Автономия против стыда и сомнения
При описании возрастного развития и кризисов человеческой личности как последовательности
альтернативных базисных аттитюдов (таких как «доверие против недоверия») мы прибегаем к помощи
термина «чувство» (sense of), хотя подобно «чувству здоровья» или «чувству нездоровья» такие
«чувства» пронизывают нас от поверхности до самых глубин, наполняют собой сознание и
бессознательное. В таком случае, они одновременно выступают и способами переживания опыта
(experiencing), доступными интроспекции, и способами поведения, доступными наблюдению других, и
бессознательными внутренними состояниями,
выявляемыми посредством тестов и психоанализа. В
дальнейшем важно иметь в виду все эти три измерения «чувства».
Мышечное созревание предоставляет арену для экспериментирования с двумя симультанными
наборами социальных модальностей: удерживанием и отпусканием. Как это бывает со всеми
социальными модальностями, их основные конфликты могут в конечном счете привести либо к
враждебным, либо к доброжелательным экспектациям и аттитюдам. Поэтому удерживание может стать
деструктивным и жестоким задержанием или ограничением, а может принять характер заботы: иметь и
сохранять. Отпускание тоже может превратиться во враждебное высвобождение разрушительных сил
или стать расслабленным «а-а...» и «пусть себе».
Следовательно, внешний контроль на этой стадии должен быть твердо убеждающим ребенка в
собственных силах и возможностях. Малыш должен почувствовать, что базисному доверию к жизни -
единственному сокровищу, спасенному от вспышек ярости оральной стадии, ничто не угрожает со
стороны такого резкого поворота на его жизненном пути: внезапного страстного желания иметь выбор,
требовательно присваивать и упорно элиминировать. Твердость внешней поддержки должна защищать
ребенка против потенциальной анархии его еще необученного чувства различения, его неспособности
удерживать и отпускать с разбором. Когда окружение поощряет малыша «стоять на своих ногах», оно
должно оберегать его от бессмысленного и случайного опыта переживания стыда и преждевременного
сомнения.
Последняя опасность известна нам более всех других. Ибо при отказе в постепенном и умело
направляемом опыте полной автономии выбора (или же, при ослабленности первоначальной утратой
доверия) ребенок обратит против себя всю свою тягу различать и воздействовать. Он будет сверх
всякой меры воздействовать на самого себя и разовьет не по годам требовательную совесть. Вместо
овладения предметами в ходе их исследования путем целенаправленного повторения (удерживания и
отпускания - прим. пер.) он окажется преследуемым своей собственной тягой к повторению. Конечно,
благодаря такой обсессивности ребенок позже заново выучивается владеть окружающей средой и
добиваться влияния посредством упорного и мельчайшего контроля там, где он не мог добиться
крупномасштабного совместного регулирования. Эта ложная победа является инфантильной моделью
для компульсивного невроза. Кроме того, она служит инфантильным источником позднейших попыток
во взрослой жизни руководствоваться скорее буквой, нежели духом «закона». Стыд
-
эмоция
недостаточно изученная, поскольку в нашей цивилизации чувство стыда довольно рано и легко
поглощается чувством вины. Стыд предполагает, что некто выставлен на «всеобщее обозрение» и
сознает, что на него смотрят: одним словом, ему неловко. Некто видим, но не готов быть видимым; вот
почему мы воображаем стыд как ситуацию, в которой на нас пялят глаза, когда мы неполностью одеты,
в ночной рубашке, «со спущенными штанами». Стыд рано выражается в стремлении спрятать лицо или
в желании тут же «провалиться сквозь землю». Но, по-моему, это есть не что иное, как обращенный на
себя гнев. Тот, кому стыдно, хотел бы заставить мир не смотреть на него, не замечать его «наготы». Ему
хотелось бы уничтожить «глаза мира». Вместо этого он вынужден желать собственной невидимости.
Эта потенциальность широко используется в воспитательном методе «пристыживания» (высмеивания),
применяемом исключительно «примитивными» народами. Зрительный стыд предшествует слуховой
вине - чувству собственной никудышности, испытываемому человеком, когда на него никто не смотрит
Hosted by uCoz