 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
стратификацией, близость - с моделями взаимоотношений и родства, генеративность - с образованием,
искусством и наукой и, наконец, целостность эго связана с философией. Наука об обществе должна
интересоваться взаимоотношениями между этими институтами, равно как подъемом и упадком каждого
из них в качестве социального организма. Однако я считаю, что в долгосрочной перспективе такая
наука поплатилась бы одним из своих самых плодотворных соображений, не обрати она внимание на
то, каким образом и в каком отношении каждое поколение может и должно возвращать к жизни каждый
институт всякий раз, когда оно врастает в него. Здесь я могу продолжить только одно конкретное
направление, подтвержденное и подсказанное мне моими собственными наблюдениями. Я
сосредоточил все свое внимание на проблеме эго-идентичности и на ее закреплении в культурной
идентичности, поскольку считаю идентичность именно тем органом эго, который в конце ранней
юности интегрирует все стадии детского эго и нейтрализует автократию инфантильного супер-эго. Эго-
идентичность есть единственный внутренний механизм, предотвращающий долговременный альянс
супер-эго с неперестроившимися остатками латентной инфантильной ярости.
Я прекрасно знаю, что этот сдвиг в концептуальном акценте продиктован исторической
случайностью, то есть теми крутыми переломами, которые происходят на нашем веку и затрагивают
наши судьбы, равно как и симптомы наших пациентов вместе с их бессознательными запросами в наш
адрес. В старой форме эту мысль можно выразить так: сегодняшний пациент страдает больше всего от
отсутствия ответа на вопрос, во что ему следует верить и кем он должен или, фактически, мог бы быть
или стать, тогда как на заре психоанализа пациент страдал больше всего от запрещений (inhibitions),
которые мешали ему быть тем и таким, кем и каким, как ему казалось, он по сути своей являлся.
Особенно у нас, в Америке, взрослые пациенты и родители будущих пациентов - детей часто надеются
найти в психоаналитической системе убежище от разрывов непрерывности существования, регрессию и
возврат к более патриархальным, простым и близким, отношениям.
Еще в 1908 году [Sigmund Freud, «'Civilized' Sexual Morality and Modern Nervous Illness», Standard
Edition, Vol. IX, The Hogarth Press, London, 1959.] Фрейд указал на источник неврозов своего времени,
заключавшийся в двойном стандарте для двух полов и в чрезмерных требованиях, предъявляемых
лицемерной моралью высших классов в условиях городской жизни к женам и матерям. Как частично
релевантное, Фрейд признавал и вредное влияние быстрых перемен в социальной роли, испытываемое
теми, кто переезжал из деревни в город или выбирался из среднего класса на вершину общества.
Однако за всем этим он видел, в качестве главного источника психопатологии, глубокое расстройство
сексуального хозяйства индивидуума вследствие навязанных ему многочисленных притворств и
подавлений полового влечения.
Достойным людям, страдающим от этих произвольных стандартов, Фрейд предложил
психоаналитический метод (разновидность радикального самопросвещения), который вскоре прорвал
границы нейропсихиатрии. Ибо с помощью этого метода он обнаружил в глубинах души своих
заторможенных пациентов остатки и аналоги запретов и условностей всех времен и народов. Помимо
объяснения симптомов, типичных для того времени, психоанализ раскрыл вневременную элиту
рефлексирующих невротиков - последующие версии «Царя Эдипа», «Гамлета» и «Братьев
Карамазовых» - и взял на себя обязательство разрешать их трагические конфликты в рамках
конфиденциального метода самопросвещения. Заключая мир с комплексами, происходящими из
демонического «Оно», пациенты обретали тем самым не только здоровье, но и победу на пути разума и
индивидуации.
В истории цивилизации наверняка будет отражено, что Фрейд, пытаясь удовлетворить запросы
своей неврологической практики, сам того не ведая продолжил революцию в человеческом сознании,
которая во времена античности вывела трагического индивидуума из безымянного хора архаического
мира и сделала сознающего себя человека «мерой всех вещей». Научное исследование, которое прежде
направлялось на объективные обстоятельства, было перенацелено Фрейдом так, чтобы включать и
человеческое сознание (мы вернемся, в заключении, к дилемме, вызванной переориентацией духа
исследования на его собственный орган и источник). Между прочим, тематическое родство основных
фрейдовских конфликтов с мотивами греческой трагедии очевидно как в терминологическом, так и в
смысловом отношениях.
Дух работы Фрейда, несмотря на язык и приемы, ассоциирующиеся с физиологической и
физической лабораториями XIX столетия, значительно предвосхищает мировые войны и революции, да
и подъем индустриальной культуры в Америке. Сам Фрейд оставался в стороне от всех этих событий.
Штурмовики, производившие обыск в его доме (где он окружил себя лучшими статуэтками из
дотрагической, еще лишенной самосознания эпохи архаической античности), по-видимому, только
