Navigation bar
  Print document Start Previous page
 129 of 200 
Next page End  

подтвердили оригинальный подход Фрейда к групповой психологии, который привел его к выводу, что
любая организованная группа является скрытой ордой и потенциальным врагом духа индивидуации и
разума.
Высшая ценность того, что Фрейд называл «первенством интеллекта», служила краеугольным
камнем идентичности первого психоаналитика, дающим ему точку опоры в эпохе просвещения, а также
в зрелой интеллектуальности своего собственного народа.
Лишь однажды, в обращении к еврейскому Обществу Б'наи Б'рит Фрейд признал это
«Heimlichkeit der gleichen inneren Konstruktion» -
[Буквально: «тайное знание идентичной
психологической конструкции». (Sigmund Freud, «Ansprache an die Mitglieder des Vereins B'nai B'rith
(1926)», Gesammelte Werke, Vol. XVI, Imago Publishing Co, Ltd, London, 1941.)
В этой речи Фрейд
обсуждал свою связь с еврейством и отказывался от религиозной веры и национальной гордости как от
«первичных уз». Далее он (пользуясь скорее поэтическим, чем научным языком) указывал на то, что
бессознательно, да и сознательно тоже, привлекает в евреях: сильные невербализуемые эмоции и
чувства («viele dunkle Gefuehlsmaechte») и ясное сознание внутренней идентичности («die klare
Bewusstheit der inneren Identitaet»). Под конец он упомянул две черты, наличием которых, как он считал,
был обязан своему еврейскому происхождению: свободу от предрассудков, сужавших использование
интеллекта, и готовность жить в оппозиции.] непереводимый фразеологический оборот, который, как я
считаю, содержит в себе тот смысл, что мы пытаемся оформить в термине «идентичность» (и
действительно Фрейд употребляет такой термин в этом контексте).
В таком случае, уверенно опираясь на основную предпосылку интеллектуальной целостности,
Фрейд мог принимать на веру определенные фундаментальные принципы морали, а вместе с моралью и
культурную идентичность. Для него эго походило на осторожного и временами практичного
аристократа, стоявшего не только между анархией первобытных инстинктов и неистовством
архаической совести, но и между гнетом условностей высшего класса и анархией духа орды. Носитель
такой идентичности мог с благородным негодованием отвернуться от массовых событий, которые
угрожали бросить тень сомнения на самоопределение его эго. Поэтому, полностью занятый изучением
симптомов, характеризовавших защитные механизмы уже определившегося эго, психоанализ поначалу
почти ничего не мог сказать о том, каким образом синтез эго вырастает - или не вырастает - из почвы
социальной организации.
Основатели психоанализа и первые практикующие психоаналитики целиком сосредоточились на
одном единственном стремлении - стремлении к интроспективной честности на ниве самопросвещения.
С тех пор, как это стало господствующим догматом психоаналитического метода и серьезным
испытанием для всех без исключения его сторонников и пациентов, мы на удивление мало узнали о
жизненных ценностях современников, которые обещали маленьким Эдипам и Электрам иных
культурных сред заинтересованное участие в жизни определенного типа. Альянс супер-эго с сильным
чувством культурной идентичности оставался без внимания, а вместе с ним и те способы, посредствам
которых социальное окружение поощряет и культивирует отказ от себя (self-abandon) в формах страстей
или рассудочности, свирепости или сдержанности, пиетета или скептицизма, непристойности или
пристойности, изящества или грубой силы, милосердия или спеси, практицизма или честной игры.
Фактически, все достаточно выраженные разновидности культурной экспрессии, за исключением
имеющих отношение к интеллектуальному Bildung [(Нем.) -
Образованию в широком смысле,
смыкающемся с понятием интеллектуального роста или, скорее даже, интеллектуального строительства
собственной личности. - Прим. пер.], частью которого был психоанализ, стали восприниматься как явно
притворные маски и защиты, служащие весьма дорогостоящими укреплениями против «Оно» и
(подобно супер-эго) находящимися в близком родстве и рискованно вступающими с ним (то есть с
«Оно») в союз. Хотя, конечно, и верно, что эти направляющие жизнь ценности во все времена были
тесно связаны с брутальностью и ограниченностью, они, тем не менее, воздействовали на то культурное
развитие, какое претерпевал человек, и их нельзя не включать в психологический «баланс» прошлого,
настоящего или будущего.
И так уж получается, что мы начинаем теоретически осмысливать вопросы идентичности именно
в тот период истории, когда они становятся реальной проблемой. Ибо мы предпринимаем это в той
стране (США -
прим. пер.),
которая пытается создать суперидентичность из всех идентичностей,
привносимых населяющими ее иммигрантами; и, к тому же, делаем это в то время, когда быстро
нарастающая механизация угрожает этим, в основном, аграрным и аристократическим идентичностям и
на их исторической родине.
В таком случае, исследование идентичности в наше время становится такой же стратегической
Hosted by uCoz