 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
В последние годы наблюдения и предостережения американских специалистов в области
психиатрии все больше и больше сходились на двух понятиях: «шизоидной личности» и «материнского
отвергания». По существу это означает, что помимо многих несчастных, которые сходят с дистанции и
оказываются в полосе отчуждения в результате психотического разобщения с реальностью, слишком
большому числу людей, официально не причисленных к категории больных, все же не достает
определенного тонуса эго и определенной взаимности в социальных связях. Кто-то может смеяться над
этим предположением и ссылаться на дух индивидуализма и на выразительные средства живости и
веселого дружелюбия, характеризующие значительную часть социальной жизни Америки; но
психиатры (особенно после того шокирующего опыта последней войны, когда им пришлось признавать
негодными или отправлять домой сотни тысяч «психоневротиков») смотрят на него иначе. Хорошо
отработанная улыбка в рамке точно настроенного выражения лица и внутри стандартизованных
способов демонстрации владения собой не всегда укрывает ту истинную непосредственность, которая
только и сохраняет личность интактной и достаточно гибкой, чтобы проявлять действительное участие.
В этом психиатры склонны винить «мамочку». Одна история болезни за другой констатирует,
что пациент имел холодную мать, доминантную мать, отвергающую мать или, наоборот, мать-
собственницу и чрезмерно опекающую мать. Они предполагают, что пациенту во времена его
младенчества не давали чувствовать себя уютно в этом мире за исключением тех случаев, когда он вел
себя определенными способами, несовместимыми с графиком нужд и потенций малыша, да к тому же
еще и внутренне противоречивыми. Они также предполагают, что мать подавляла отца, и что хотя он
давал больше нежности и понимания детям, чем это делала она, в конечном счете и отец разочаровывал
своих детей, «заражаясь той же болезнью» от их матери. Постепенно то, что началось как стихийное
движение в тысячах медицинских карточек, стало официальным видом литературного спорта,
поносящего в печати американских матерей как «мамочек» и как «гадючье племя».
[Термины «mom»
(«мамочка») и «momism» («мамизм») были изобретены и введены в оборот в 1943 г. Филиппом Уайли в
его скандальной работе «Гадючье племя» (Philip Wylie «Generation of Vipers»), где он резко критиковал
американские социальные нравы и, прежде всего, «мамизм» как социальный феномен широкого
распространенного доминирования матери в семьях американцев. - Прим. пер.]
Кто же эта «мамочка»? Как она потеряла свое доброе, свое простое имя? Как она могла оказаться
оправданием всего прогнившего в этой стране и объектом литературных вспышек раздражения?
Виновата ли «мамочка» на самом деле?
Конечно, винить в клиническом смысле - значит просто указывать на то, что знающий
специалист искренне считает первичной причиной бедствия. Однако в значительной части нашей
психиатрической работы существует подтекст мстительного торжества, как если бы главный злодей
был обнаружен и загнан в угол. Вина, которую сваливают на матерей в Америке (а именно, что они
сексуально фригидны, отвергают своих детей и чрезмерно властвуют в семьях), содержит в себе особое
моральное возмездие. Не приходится сомневаться, что как пациентов, так и психиатров чрезмерно
обвиняли в то время, когда они были детьми; теперь они винят всех матерей, потому что всякая
причинность оказалась связанной с виной.
Разумеется, было мстительной несправедливостью давать имя «мамочка» в известном смысле
опасному типу матери, характеризуемому, по-видимому, рядом фатальных противоречий в
материнстве. Такую несправедливость можно объяснить и оправдать только пристрастием журналистов
к сенсационному противопоставлению - одной из сторон публицистских нравов нашего времени. Верно,
что в тех случаях, когда американский солдат «психоневротического» склада ощущал себя
недостаточно подготовленным к жизни, он часто косвенно, а еще чаще бессознательно, винил в этом
свою мать, и что психиатр чувствовал себя вынужденным согласиться с ним. Но также верно и то, что
путь от Главной улицы к стрелковой ячейке был явно длиннее - географически, культурно и
психологически - дороги к передовым позициям из городских семей тех стран, которые были не
защищены от нападения и подверглись ему, или тех, которые готовили себя к нападению на чужое
отечество и теперь опасались за судьбу своего. По-видимому, бессмысленно (да и бесчувственно)
винить американскую семью в этих неудачах, только чтобы свести на нет ее вклад в великий
человеческий подвиг преодоления такой дистанции.
Тогда «мамочка», подобно сходным прототипам в других странах (см. прототип «немецкий
отец», в следующей главе), есть не что иное, как составной образ характерных черт, которые
невозможно было бы обнаружить одновременно ни у одной живой женщины. Нет такой женщины,
которая сознательно стремилась бы быть «мамочкой», хотя вполне вероятно, что конкретная женщина
может обнаружить приближение к этому гештальту, как если бы ее вынуждали принять на себя некую
