 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Вдобавок, распался тот культурный институт, который заботился о юношеском конфликте в его
традиционных - региональных - формах. В старину, например, существовал обычай Wanderschaft.
[Странствие (нем.). - Прим. пер.]
Молодой человек покидал дом, чтобы стать учеником (подмастерьем) в чужих краях - примерно
в том возрасте (или немного позже), когда Гитлер воспротивился отцовской воле, а его отец в свое
время сбежал из дому. Непосредственно перед наступлением эпохи нацизма разрыв отношений юноши
с семьей либо еще имел место, сопровождаемый отцовскими угрозами и материнскими слезами, либо
отражался в более умеренных и менее результативных конфликтах, поскольку они были
индивидуализированными и, нередко, невротическими, либо этот юношеский конфликт подавлялся, и
тогда нарушалась не связь между отцом и сыном, а отношение молодого человека к самому себе. Часто
учителям - исключительно мужчинам - приходилось принимать на себя главный удар этого кризиса,
хотя юноша распространял свою идеалистическую или циничную враждебность на всю сферу
Burgerlichkeit [Бюргерство (нем.). - Прим. пер.], - презираемый им мир «обывателей». Трудно передать,
что в данном случае подразумевается под словом Burger.
В юношеском сознании бюргер не
тождественен солидному горожанину; не идентичен он и ненасытному буржуа, каким тот предстает в
классовом сознании революционной молодежи; и меньше всего он похож на того гордого гражданина
Французской республики или на того ответственного гражданина США, который, признавая равные
обязанности, отстаивает свое право быть отдельной, неповторимой личностью. Скорее, словом Burger
обозначается тип взрослого человека, который предал юность и идеализм и нашел убежище в
консерватизме ограниченного и холопского толка. Этот образ часто использовался, чтобы показать: все,
что считалось «нормальным», было испорченным, а все, что считалось «приличным», было
проявлением слабости. Одни юноши, как например «Перелетные птицы» («Wanderbirds») [По-
видимому, Эриксон имеет в виду Wandervogel - участников юношеского туристского движения в
Германии в 1895-1933 гг. -
Прим. пер.],
увлекались романтическим единением с Природой,
разделяемым со многими товарищами по «восстанию» под руководством молодежных лидеров особого
рода - профессиональных и конфессиональных молодых людей. Юноши другого типа - «одинокие
гении» - предпочитали писать дневники, стихи и научные трактаты; в пятнадцать лет они обычно
сетовали на судьбу, выбирая самую немецкую из всех юношеских жалоб - жалобу Дон Карлоса: «Уж
двадцать, а еще ничего не сделано для бессмертия!» Были и такие, кто предпочитал образовывать
небольшие группы интеллектуальных циников, правонарушителей, гомосексуалистов и национал-
шовинистов. Однако общей чертой всех этих увлечений и занятий было исключение своих реальных
отцов в качестве фактора влияния и приверженность некоторой мистическо-романтической сущности:
Природе, Фатерлянду, Искусству, Экзистенции и т. п., которые были суперобразами чистой,
непорочной матери - той, что никогда не выдала бы непослушного мальчика этому великану-людоеду,
его отцу. Хотя иногда допускалось, что реальная мать открыто или тайно благоволила, если не
завидовала такой свободе, отец всегда считался ее (свободы) смертельным врагом. Если же он не
проявлял достаточной враждебности, его умышленно провоцировали, поскольку противодействие отца
оживляло жизненный опыт сына.
На этой стадии немецкий юноша скорее умер бы, чем признал тот факт, что эта
дезориентированная, эта чрезмерная инициатива в направлении абсолютного утопизма на самом деле
вызвана скрытым комплексом вины и в конечном счете ведет к ошеломительному истощению.
Идентификация с отцом, которая, несмотря ни на что, вполне установилась в раннем детстве,
выдвигалась на первый план. Вероломная судьба (=
реальность) замысловатыми путями приводила
нашего юношу к тому, что он становился Burger - «простым обывателем» с вечным чувством греха за
принесение в жертву мамоне и семье (с ничем не примечательными женой и детьми, каких всякий
может иметь) революционного духа (genius).
Естественно, это описание типизировано до уровня карикатуры. Однако я считаю, что и такой
явный тип, и такой скрытый образ (pattern) на самом деле существовали, и что фактически этот
постоянный разрыв между преждевременным индивидуалистическим бунтом и лишенным иллюзий
покорным гражданством был сильным фактором в политической незрелости немца: юношеский бунт
здесь был ничем иным, как выкидышем индивидуализма и революционного духа. По моему глубокому
убеждению немецкие отцы не только не препятствовали этому бунту, но фактически неосознанно
подготавливали и поощряли его, создавая тем самым надежное средство сохранения своего
патриархального влияния на молодежь. Ибо как только патриархальное супер-эго прочно укореняется в
раннем детстве, молодым можно дать волю: они не позволят себе далеко уйти.
В характере немца времен империи эта специфическая комбинация идеалистического
