 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
кто имел право безжалостно искоренять черное повсюду, потому что не был снисходителен к себе. То,
что вызывало подозрения у здравомыслящих людей других стран - обнародованный отказ Гитлера от
мяса, кофе, алкоголя и половой жизни - здесь, в Германии, считалось серьезным фактором пропаганды.
Ибо Гитлер таким образом подтверждал свое моральное право освободить немцев от послевоенного
мазохизма и убедить их в том, что они, в свою очередь, имели право ненавидеть, пытать, убивать.
В детях Гитлер старался заменить сложный конфликт отрочества, мучивший каждого немца,
простым шаблоном (pattern) гипнотического действия и свободы от размышлений. Чтобы добиться
этого, он создал организацию, систему воспитания и девиз, которые бы отводили всю юношескую
энергию в национал-социализм. Организацией был «Гитлерюгенд»,
а девизом - небезызвестное
изречение «Молодежь выбирает свою собственную судьбу».
Бог больше не имел никакого значения: «В этот час, когда земля посвящает себя солнцу, у нас
только одна мысль. Наше солнце - Адольф Гитлер».
[Цит. по G. Ziemer, Education for Death,
Oxford
University Press. New York, 1941.] Родители тоже не имели значения: «Всех тех, кто с высоты своего
"опыта", и только его одного, сражается с нашим методом позволять молодым руководить молодыми,
нужно заставить замолчать...
[Цит. по Hans Siemsen, Hitler Youth,
Lindsay Drummond, London, 1941.]
Этика не имела значения: «Появилось абсолютно свежее, новорожденное поколение, свободное от
предвзятых идей, свободное от компромиссов, готовое оставаться верным тем порядкам, которые
составляют их право по рождению».
[Цит. по Ziemer, op. cit.] Братство, дружба также не имели
значения: «Я не слышал ни одной песни, выражающей нежное чувство дружбы, родительской любви
или любви к товарищам, радость жизни или надежду на будущую жизнь».
[Ziemer, op. cit.] Учение,
естественно, не имело значения: «Идеология национал-социализма должна быть священным
фундаментом. Его нельзя размывать подробным объяснением». [Цит. по Ziemer, op. cit.]
Что имело значение, так это быть в движении и не оглядываться назад: «Пусть все погибнет, мы
будем идти вперед. Ибо сегодня нам принадлежит Германия, завтра - весь мир».
На такой вот основе Гитлер выдвигал простую расовую дихотомию мировых координат: немец
(солдат) против еврея. Еврей - маленький, чернявый, весь заросший волосами, сутулый, плоскостопый,
косит глазами и чмокает губами. От него дурно пахнет; он неразборчив в половых связях, любит
лишать девственности, оплодотворять и заражать белокурых девушек. Ариец
- высокий, прямой,
светлый, лишен растительности на груди и конечностях; его острый взгляд, походка и разговор stramm
[Суровый, молодцеватый, подтянутый (нем.). - Прим. пер.], а его приветствие - вытянутая рука. Ариец
необычайно чистоплотен в своих привычках. Он никогда намеренно не прикоснулся бы к еврейской
девушке - разве что в публичном доме.
Эта антитеза есть несомненно антитеза обезьяноподобного человека и сверхчеловека. Но если в
Америке такие образы могли бы составить разве что содержание комиксов, в Германии они стали
официальной пищей для взрослых умов. И давайте не забывать (ибо немцы не забудут), что в течение
долгих лет немецкая молодежь и немецкая армия, казалось, свидетельствовали об успехе образов
Гитлера. Здоровые, крепкие, хладнокровные, послушные, фанатичные, они «бросали вызов всему, что
ослабляет тело, энергию и преданность». [Ziemer, op. cit.] Они были в высшей степени высокомерными;
но именно в их презрительной надменности можно было распознать страх старого немца поддаться
иноземному «культурному» влиянию.
И у женщин расовое национал-социалистическое сознание создало новый предмет гордости.
Девушек учили радостно соглашаться использовать свое тело по назначению при общении с отборными
арийцами. Они получали половое просвещение и поддержку.
Рождение ребенка, законного или незаконного, поощрялось пропагандой, денежными
пособиями, институтом «государственных детей», которых рожали «для фюрера». Пропагандировалось
кормление грудью; то, что американские психиатры в то время осмеливались высказывать только в
профессиональных журналах, немецкое государство декретировало: «Stillfahigkeit ist Stillwille»
(способность кормить есть желание кормить). Тем самым немецкое младенчество витаминизировалось
ради расы и ее фюрера.
В своих образах никакой актер и никакой результативный новатор в действительности не
являются независимыми; ни тот и ни другой не могут себе позволить быть полностью оригинальными:
их оригинальность должна заключаться в смелости и исключительной концентрации, с которой оба они
выражают существующие образы - в подходящее время. Однако если они так и поступают, то убеждают
не только себя и других, но парализуют и своих противников, поскольку те бессознательно участвуют в
предлагаемых образах: сначала будут выжидать, затем начнут колебаться и, наконец, уступят.
В Германии того времени мы как раз и наблюдали капитуляцию высоко организованной и
